Александр Абердин - Провалившийся в прошлое

Самым последним украшением был широкий, фигурный пояс из спиртовой кожи, украшенный серебряными накладками, с круглой, полированной серебряной пряжкой, также украшенной агатовым кабошоном и множеством костяных, точёных висюлек. После этого Митяй снова подвёл девушку к окну и та, увидев своё отражение, уже не стала пятиться, а наоборот, подошла поближе, на, а он, пока девушка рассматривала, нюхала и даже пробовала свои украшения на язык, надел джинсы, майку, подошел к ней, нежно обнял и попытался поцеловать. Увы, о поцелуях ведла Танша не имела ни малейшего понятия и, поначалу, испугалась так, что даже вскрикнула. Митяй изменил тактику и стал нежно касаться губами лица девушки, её шеи, ушей и лишь потом снова прикоснулся губами к её губам. На этот раз та уже не возражала так бурно и он сообразил, что рано или поздно всё у него с ней получится. Сразу после этого он повёл девушку в столовую и посадил за стол на табурет, стульев со спинками у него было пока что всего лишь четыре штуки. Таня снова села на табурете на корточки и Митяй понял, что даже этому ему придётся учить свою подругу, но не расстроился.

Он подошел к большому ларю-леднику и принялся доставать из него варёную картошку, буженинину из носорога, красную рыбу и красную икру, после чего запалил на керамической плите горелку, пламя которой било в две конфорки, поставил на одну чайник, а на вторую сковороду, быстро порезал пару луковиц и стал поджаривать их на растительном масле, гадая, не пронесёт ли его подругу от картошки с жареным луком, ведь она не имела привычки к такой пище. Впрочем, он тут же вспомнил, как фанило от её мешка и успокоилось. В нём, скорее всего, лежало вяленое мясо и какие-то коренья и раз уж она от них не померла, то и от картошки ей не сделается дурно. Он запалил вторую горелку, достал из холодильника кастрюлю с мясным картофельным супом и поставил на огонь. Вскоре кухня наполнилась вкусными запахами. Ставить перед Таней тарелку для супа, Митяй побоялся и налил его в полулитровую, широкую кружку, аккуратно измельчил в нём картошку, отломил половинку кукурузной лепёшки и вручил всё девушке. Та понюхала сначала лепёшку, потом суп и решила начать с него, против чего он не возражал, но сел напротив и стал есть суп ложкой с лепёшкой, изображая на лице такой восторг, что девушка тут же повелась и стала есть суп с лепёшкой. Вскоре они покончили с первым блюдом.

После этого настал черёд картошки и нарезанной небольшими кусками буженины, разогретых и перемешанных с жаренным луком. Он выложил это немудрёное блюдо в две большие миски, поставил на стол солёную красную рыбу, икру, а также солёные огурчики со своего огорода и, положив рядом с Таниной миской стальную ложку, принялся не спеша есть. Та поступила гораздо проще, схватила кусочек мяса рукой и хотя обожглась, всё же отправила его в рот. В общем к ложке она так в этот вечер и не притронулась, но съела свою порцию очень быстро, зато когда, наконец, дотянулась до лосося, то быстро подтянула блюдо с рыбой к себе и принялась есть с такой жадностью, что Митяй даже удивился, а потом сообразил, что соль в Танином племени или трибе, что, впрочем, один чёрт, уже известна, но является дефицитом. С таким же аппетитом девушка умяла ещё и грамм триста красной икры. Слопала она также и пять солёных огурчиков, поражая Митяя тем, куда это всё в неё влезло. После этого настал черёд чая со сладким, овсяным пудингом, слегка сдобренным изюмом, курагой и сушеными грушами. От него девушка тоже не отказалась и, наконец-то, наелась досыта и даже икнула. Наступил ещё один ответственный момент. Митяй подвёл Таню к раковине, вымыл ей руки горячей водой, после чего подхватил на руки и понес в спальную комнату.

Там он спустил девушку с рук, быстро разобрал постель, разделся догола и попытался было снять с девушки хотя бы пояс, но та заверещала так жалобно, что он даже не стал пытаться стащить с неё тельняшку. Зато на кровать она легла весьма охотно и даже не возражала, когда Митяй выключил свет, лёг рядом и накрыл её и себя одеялом. Возражения начались немного позднее, как только он стал ласкать её, впрочем к этому Таня отнеслась с интересом и ей даже понравилось, но вот когда он попытался лечь на неё, испуганно вскрикнула, но зато тут же встала на колени, изображая из себя козочку или за кем она там наблюдала в детстве. Митяй нисколько не расстроился, лиха беда начало. Вода камень точит, а в цирке медведей даже на велосипедах учат ездить, так что со временем он тоже научит Таню всему, что ему требуется от существа женского пола в постели и в доме. Правда, часа через четыре, когда Митяй уже спал, начались первые проблемы, но он специально положил девушку к стенке и как только та попыталась покинуть кровать, тут же поднялся, включил свет, чем снова испугал её, а потом отвёл в туалет и усадил, как маленького ребёнка, на горшок, то есть унитаз. Ничего не поделаешь, уж лучше поступить так, чем обнаружить в углу кучку.

Утром Митяй впервые проснулся не в шесть часов, а в начале девятого, чего с ним почти никогда не бывала. Ну, а Таня, свернувшаяся у стены в комочек, и вовсе не хотела просыпаться. Ей было спокойно, тепло и уютно в этой удобной, хотя и странной, пещере. Однако, как только он встал, девушка моментально проснулась и бросилась к нему. Ну, не в объятья, а просто стала рядом. Он обул ей на ноги меховые, пушистые комнатные тапочки и повёл сначала в туалет, где она уже сама сделала всё, что надо, правильно и даже воспользовалась персональной мочалкой из липового луба, привязанной к деревянной ручке и торчащей в горшке с водой, вместо пипифакса, после чего прополоскала её под строгим взглядом Митяя, положила в горшок и налила в него тёплой воды. В общем сделала всё, как и хозяин дома. Однако, после этого он всё же повёл её в душ, решив, что лучше делать это каждый день и каждый вечер и потом раз неделю таскать вёдрами воду на второй этаж, где он сложил тридцатикубовую ёмкость для одной только холодной воды, чем видеть её грязнулей и, тем более, ложиться с немытым поросёнком в одну кровать. Вот этого он точно не смог бы перенести ни при каких обстоятельствах, но Тане, похоже, понравилось мыться под горячим душем, и особенно заниматься под ним любовью.

Из всех гигиенических процедур самой смешной оказалась чистка зубов, Танша слопала зубную пасту вместо того, чтобы чистить ею зубы и Митяю удалось почистить зубы охотницы, между прочим крепкие и белые, как у хорошей овчарки, только с четвёртого раза. Ну, а после этого он потащил румяную, распаренную после горячего душа и секса девушку, благоухающую ментолом, на кухню, та очень удивилась, узнав, что они, оказывается, будут завтракать. После завтрака Таня была готова немедленно завалиться спать, но Митяй принялся одевать её и поскольку девушка была не такого уж и маленького роста, то и это не составило для него особого труда. Куда труднее было снять с её головы обруч, а с талии пояс, но он справился и с этим, после чего одел её пусть и не в новые, но в чистые вещи довольно тепло, по сезону. Сам бы он точно не замёрз в них. Велики ей оказались только высокие, зимние кроссовки, но и то не критически. Во всяком случае она из них не выскакивала на каждом шагу. К новой, совершенно незнакомой ей одежде из ткани, Танша отнеслась достаточно спокойно, во всяком случае по её выражению лица было видно, что охотница наслаждается новыми ощущениями тела. Да, прикосновения тельняшки и тёплого егерского белья, несомненно, были куда более приятными, нежели липких от пота, сала и грязи вонючих, плохо выделанных шкур.