Андрей Мартьянов - Мировой кризис

Вышли из административного здания на поле — аэродромная прислуга уже выкатила огромный биплан из ангара и развернула по направлению к югу. Ночь была светлая и безветренная, на небе редкие облачка, видны звезды.

Свечин невольно поежился — страшновато, и ничего с этим чувством не поделаешь. Однако офицеры-авиаторы в кожанках, крагах и шлемах с защитными очками выглядят абсолютно спокойно и уверенно, будто совершают перелеты едва не через весь материк еженедельно.

— Craignez-vous pas? — спросил Сикорский подполковника. — Зря. Аэроплан не более опасен, чем морское судно или автомобиль. Поверьте, ваше высокоблагородие, даже если откажут три из четырех моторов, мы сумеем сесть без затруднений, отыскалось бы ровное поле… Второй образец ИМ-Б, на котором мы полетим, значительно надежнее, чем недавно переданный нами Адмиралтейству и переделанный в гидроплан «Муромец». Установлены двигатели «Аргус» в сто сорок сил каждый, можно забираться на непредставимую раньше высоту в три километра — а там лучше тяга… Считайте, что вы отправились на длительную загородную прогулку, Василий Константинович. Вдобавок в вашем распоряжении удобный салон — первого и единственного класса.

Поначалу Свечин принял последнее утверждение конструктора как шутку, но, ознакомившись с аэропланом вблизи, понял, что Игорь Иванович не подтрунивал. Корпус «Ильи Муромца» отдаленно напоминал небольшой трамвай: впереди три прямоугольных обзорных окна в треть человеческого роста, по два таких же слева и справа по бортам: это кабина авиаторов, так сказать, капитанский мостик.

Кабину и каюту для пассажиров разделяет деревянная дверца. Сама каюта небольшая — три шага в ширину и семь в длину, за ней, ближе к корме (потрясающе! Сикорский и об этом подумал!) гальюн, вещь в длительном путешествии безусловно необходимая. [5] Описание самолета «Илья Муромец» тип ИМ-Б взято из мемуаров И. И. Сикорского «Воздушный путь». На данном аэроплане действительно был совершен сверхдальний полет С.-Петербург — Киев — Санкт-Петербург в июне 1914 года. Общая протяженность исторического полета в обе стороны — более двух тысяч километров.

— Располагайтесь без стеснений, как дома, — сказал подполковнику капитан воздушного корабля. — Захотите спать, ложитесь на диван, плед в ящике. Простите, должен оставить вас в одиночестве: необходимо завершить приготовления к старту.

Свечин отчасти растерялся. Полет на аэроплане представлялся ему сопряженным с множеством неудобств, если не сказать — лишений. Пронизывающий ветер, холод, долгие часы на неудобном сиденье, привязные ремни и прочие ужасы. На «Илье Муромце» дело обстояло ровно противоположным образом.

Ремни были — ими закрепили чемодан подполковника на полке сверху. Если стоять спиной к кабине, то слева находились пружинный диван, четыре плетеных кресла и небольшие складные столики между ними. Мебель прикручена к полу винтами.

Справа низкий буфет, умывальник и тумбочка с газовой горелкой: можно согреть воду в непроливаемом чайнике, крепящемся к горелке особыми защелками. В буфете обнаружились столовые приборы, немалый запас бутербродов с бужениной, красной рыбой и свежими овощами (все завернуто в пергаментную бумагу), разделанная холодная индейка, бутылки с красным крымским вином и коньяком.

Разумно, перекусить непременно захочется. А если станет холодно, то и пригубить шустовского. Посуда металлическая, новомодный алюминий, и это тоже рациональный подход: ничего не разобьется.

В завершение следует сказать, что на уровне груди по каждому борту были устроены круглые иллюминаторы, точь-в-точь как на морских кораблях. При желании их можно открыть. Освещение — электрическое, восемь ламп с питанием от генератора.

Боже мой, и это — аэроплан? Разумеется, в газетах писали о предыдущих рекордных полетах «Ильи Муромца», о том, что в минувшем феврале однотипное воздушное судно запросто подняло шестнадцать человек и собаку, но одно дело мельком читать статью в «Ведомостях», и совсем иное — видеть это чудо прогресса собственными глазами.

— Пообвыклись, ваше высокоблагородие? — в салон заглянул штабс-капитан Христофор Феликсович Пруссис. — Замечательно. Еще пять минут — догружаем в товарные люки на корме запасные части и инструменты, по пути их не найдешь. Если угодно, можете наблюдать за взлетом из кабины, там есть откидное сиденье. Вам будет интересно. Еще бы не интересно!

— …Начнем, благословись, — невозмутимо сказал господин Сикорский, занявший капитанский пост перед круглым штурвалом. — Воздух совершенно спокоен, тряски не ожидается. Подполковник, в любом случае, сердечно вас прошу — держитесь крепко, рядом поручень. От неожиданностей никто не застрахован.

Двигатели запущены, прогрев занял десять минут. Сбоев не отмечено. Аэродромная команда убирает колодки. Свет в кабине погашен, за передними окнами сияют золотистым фонари аэродрома.

Это было волшебство, чудо, миракль. Весящая сотни пудов крылатая машина сдвинулась с места, подпрыгивая на неровностях поля, начала разбег и плавно взлетела — Свечин ощутил неприятное чувство падения, чуть закружилась голова, «Муромца» покачивало, будто лодку на легкой волне.

— Триста метров, — сообщил лейтенант Лавров, посветив фонариком на барометрический высотомер и компас. — Продолжаем подъем… Курс зюйд-тень-вест, сто девяносто два градуса, выравниваемся на зюйд… Есть зюйд… Четыреста тридцать метров, набрали девяносто четыре километра в час, kren-gen четыре градуса право… Пятьсот десять метров…

Свечин пытался рассмотреть хоть что-нибудь за окнами, но различал только непроглядно-черную землю, глубокое синее небо с белесыми перьями облаков и невероятно крупными звездами.

— Господин подполковник, вас не очень обременит одна безделица? — окликнул Свечина Сикорский, державший руки на рулевом колесе. — Мы все заняты, но через полчасика очень хотелось бы выпить горячего кофе. Не сочтите за труд, поставьте кипятиться чайник в салоне. Вы непременно разберетесь, конструкция несложная. Воду можно налить из умывальника. В баки залита чистая, водопроводная.

— Д… Да-да, — запнувшись, ответил завороженный происходящим Василий Константинович. — Но это… Гм… Не опасно?

— Окажись так, горелку на аэроплан не поставили бы. Займитесь, пожалуйста. Человеку, впервые поднявшемуся в воздух, надо быть при деле, как всякому на корабле.

Два часа спустя страхи позабылись: теперь для его высокоблагородия гигантский «Муромец» отличался от прогулочного парохода на Неве или Волге лишь необычной средой, в которой движется корабль. Самолет изредка встряхивало, и поначалу Свечин пугался, но быстро привык, тем более что воздухоплаватели не выказывали и тени беспокойства. Сильно шумели моторы, но и к этому можно притерпеться, только говорить нужно очень громко.