Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность

– Там внизу – эсэсманы! – прокричал он.

– Ну и что? – не понял Геринг

– Они оцепляют здание! Наша охрана арестована. Всем офицерам они предъявляет обвинение в государственной измене! Поговорите с ними, господин…

Договорить он не успел, Два рослых эсэсмана затолкали его в кабинет Геринга, а вслед за ними, со стеком в руке, появился обер-штурмбаннфюрер, которого никто из арестованных в Берхтесгадене раньше не видел.

– Я – оберштурмбаннфюрер Франк, командир отряда СС, которому поручена охрана ставки фюрера 78. – Невысокого роста, не в меру широкоплечий и с ногами прирожденного кавалериста, он говорил, высоко вскидывая подбородок и поджимая губы, и вообще держался напыщенно, чем-то неуловимым напоминая Герингу дуче Муссолини. Во всяком случае, манера поведения была та же.

– Что вам здесь нужно, подполковник? – умышленно перевел его эсэсовский чин в общеармейский генерал Коллер, однако Франк попросту не обратил внимания на его вопрос.

– Это вы – бывший рейхсмаршал Геринг? – ткнул он стеком в сторону несостоявшегося наместника фюрера, чуть ли не касаясь его мундира. И, не дожидаясь ответа, уведомил: – Вы, Геринг, а также этот генерал, имени которого я не знаю и знать не хочу, как, впрочем, и все ваши адъютанты, порученцы и весь ваш штаб, все до единого – арестованы!

Геринг стоял перед ним навытяжку, с багровым лицом и глазами навыкате, и обреченно, униженно молчал

– Позвольте, но по чьему приказу вы действуете?! – возмутился вместо него Коллер, поняв, что экс-рейхсмаршал попросту парализован.

– Да Бормана, по чьему же еще можно теперь действовать? – вальяжно ответил Франк.

– Я являюсь представителем люфтваффе при главной ставке фюрера. Если вы не прекратите этот спектакль…

– …То что произойдет, генерал? Нет, действительно, что тогда произойдет? – оскалился он в хищной ухмылке. – Реки выйдут из берегов? Альпы рушатся?

– Я немедленно свяжусь с фюрером!…

Поначалу Франк лишь едва слышно хихикнул, затем рассмеялся и наконец, заражаясь собственным смехом, разразился настоящим хохотом. Коллер так и не понял: то ли подполковник действительно так неудержимо завелся, то ли в нем вулканически взрывался, поугасший было талант провинциального актера.

– Напомню вам, бывший генерал, что, начиная с июля 1944 года, спектакли с участием предателей фюрера и Германии мы обычно устраиваем на Принц-Альбрехтштрассе 79.

– Но я – генерал, и только фюрер вправе…

– Мне наплевать на то, кем вы были раньше, – торжествующе ухмыляясь, произнес оберштурмбаннфюрер, делая ударение почти на каждом слоге, словно учитель младших классов. – С этой минуты все вы – государственные изменники, а значит, уже никто. Но, учитывая ваши былые заслуги, генерал, – провел полковник СС стеком по увешанной наградами груди Коллера, – сообщу: мы действуем по личному приказу Бормана, поступившему из главной ставки фюрера. Этим приказом мне было велено арестовать бывшего маршала Великого германского рейха 80Геринга, объявленного фюрером государственным изменником.

– У вас имеется письменный приказ? – дрожащим голосом по- интересовался Геринг. Разве мог он признаться кому-либо, что, даже находясь на вершине власти и славы, панически боялся гестапо?!

– …И, как я уже сказал, – проигнорировал его излишнее любопытство оберштурмбаннфюрер СС, – все вы обвиняетесь в государственной измене. Кстати, кто такой, – брезгливо поморщился он, – этот самый доктор Ламмерс? Он где-то здесь, в здании?

– Нет, он в ставке фюрера «Бергхоф», – ответил вместо генерала майор Инген. – Кстати, господин Ламмерс является начальником рейхсканцелярии, а также канцелярии ставки фюрера.

– Об аресте этого мерзавца поступил особый приказ заместителя фюрера господина Бормана. В этом приказе так и сказано: «… И немедленно арестуйте этого мерзавца Ламмерса». А, в отличие от вас, господа предатели рейха, мы приказы высшего командования выполняем самым надлежащим образом.

– Но ведь Борман не имеет права отдавать подобные приказы, – наконец-то прорезался голос у Геринга. – Фюрер, очевидно, не знает о них.

– Все приказы, которые поступают в эти дни из бункера рейхсканцелярии, исходят только от самого фюрера, – назидательно объяснил ему эсэсман. – Даже если фюрер и не догадывается о них!

Март 1945 года. Германия. Замок Викинбург, ставка «фюрера подводных лодок» гросс-адмирала Карл Деница.

К тому времени, когда слово взял Консул, бригаденфюрер Ропп и обергруппенфюрер Мюллер уже покинули замок. Ропп – потому, что ему разрешили быть свободным, а Мюллер отпросился у Гиммлера, заявив, что ему нужно быть в Берлине и готовиться к докладу фюреру.

– К докладу фюреру. Конечно же, к докладу фюреру… – безынтонационно как-то повторил Гиммлер, выслушав его объяснение, и непонятно было: поверил он обер-гестаповцу рейха или, как всегда, когда речь заходила о Мюллере, подверг сомнению.

Что касается Скорцени, то он не сомневался, что это бегство из замка заговорщиков, выражаясь словами Шелленберга, – очередная «пакостная хитрость Мюллера», и в то же время не понимал, как можно отказываться от возможности пообщаться с человеком из иной цивилизации, по существу из иного мира.

– Вы уж тут без меня посовещайтесь, друзья мои, – молвил шеф гестапо Кальтенбруннеру, прощаясь. Гестаповский Мюллер давно завоевал себе право обращаться к своим начальникам с той же бесцеремонностью, как и к подчиненным. – А старина Мюллер выполнит тот приказ, который получит. Хотя, как я понимаю, в антарктической Рейх-Атлантиде воссоздание гестапо как такового не предусматривается.

– Что станет величайшим благом для нее, – заметил гросс-адмирал Дениц.

– Грустно шутите, Дениц? Вам бы только задеть старика Мюллера за живое.

Прежде чем дать согласие на уход обер-гестаповца, Кальтенбруннер взглянул на Гиммлера, и лишь когда тот согласно кивнул, сказал:

– О задачах гестапо в осуществлении операции «База-211» вас, господин Мюллер, уведомят. – И тотчас же, вслед за Гиммлером, демонстративно уставился на Консула. Остальные последовали его примеру.

Консул поднялся, подошел к столу с противоположной от Гиммлера стороны и остановился там – рослый, по-эллински красивый, уверенный в себе.

– Я хочу знать, господин Гиммлер, находятся ли в этом зале люди, которые действительно готовы взять на себя ответственность за судьбу рейха, за исход его последних дней здесь, в Германии?

– Здесь находятся именно такие люди.

– Эти люди, – обращался он в рейхсфюреру так, словно никого из тех людей, о которых шла речь, в зале не было, – действительно осознают, к какой стадии разрушения и уничтожения пришли их страна и их народ?