Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность

– Это майор Эрих Хартманн. Извините, что осмелился побеспокоить.

– Вы правильно сделали, что осмелились. Как вы там?

– Почти безнадежно. Я только что вернулся из задания, во время которого сбил свой 349-й самолет; кстати, это был новейший русский истребитель Як-11, и я сбил его уже в небе Берлина.

– Я рад за вас, Хартманн, и даже не стыжусь того, что откровенно завидую вам. Дай-то Бог выпить по рюмке коньяку за ваш сбитый 350-й. А вы, майор Хартманн, достойны такой победы, потому что вы -лучший пилот-истребитель Второй мировой войны.

– Мне приятно слышать это от лучшего германского пилота Первой мировой.

– Но всего лишь германского, как вы совершенно справедливо заметили, майор Хартманн. А вы – лучший истребитель вражеских самолетов Европы и всего мира. И это уже доказанный факт, хотя война еще не завершена. Но вы позвонили не только для того, чтобы сообщить о своей очередной победе в воздухе, правда?…

– Здесь, в штабе полка, всякое говорят… Вот я и решил убедиться, что у вас все хорошо, просто командуете теперь не из Берлина, а из Берхтесгадена. Но это еще ни о чем не говорит, так ведь, господин рейхсмаршал?

– Ни о чем, – рассеянно подтвердил рейхсмаршал. – Теперь моя ставка здесь. И это уже окончательно. Кстати, что именно… говорят, майор Хартманн?

Майор немного замялся. Геринг знал этого парня, как знал и то, что в кабине своего «мессершмита-109» он всегда чувствовал себя увереннее и смелее, нежели в кабинетах начальства. Он, Геринг, сам всячески пытался сблизиться с Хартманном, из уважения к его истребительскому таланту, от осознания того, что этот пилот очень напоминает его самого в начале его летной карьеры.

– Всякое говорят, господин рейхсмаршал, но в основном то, что вызывает опасение. Поэтому офицеры штаба и попросили меня связаться с вами. Так что будьте осторожны и еще… помните, что в горах пилоты чувствуют себя так же уверенно, как и в небе. Надеюсь, вы понимаете меня, – многозначительно произнес лучший ас рейха и, не попрощавшись, положил трубку.

«А ведь Хартманн позвонил только для того, чтобы предупредить, что по штабам воздушных армий уже гуляют слухи о моем аресте, – подумал Геринг, все еще глядя на телефонную трубку, словно ждал, что она вновь оживет. И намек на то, что в горах пилот чувствует себя не хуже, чем в небе, – тоже прозрачен. Это совет: пора бежать, пора скрыться где-то в горах. Рейхсмаршал Геринг – скрывающийся в одной из пещер Баварских Альп! Ничего не скажешь: достойное завершение карьеры лучшего аса Первой и главнокомандующего люфтваффе во Второй мировой!

Нет, на это я не пойду! Хотя прав был адъютант Инген: нужно было перебросить сюда несколько десятков моих авиаторов, чтобы уберечь себя от какой-либо неприятной неожиданности. Личная охрана рейхсмаршала люфтваффе, сформированная из лучших асов рейха: Герда Баркхорна, Гюнтера Ралля, Отто Киттеля, а еще – Новотного, Рудорфера, Штайнхофа! 76Уж эта ас-гвардия запомнилось бы миру надолго. И выглядело бы похлеще, нежели старая гвардия Наполеона. Впрочем, теперь уже вызывать кого-либо поздно. Поэтому, будь что будет!»

Если бы Хартманн вдруг позвонил еще раз, единственное, что он услышал бы от него, Герийга, – это пожелание продержаться еще пару недель, а значит, дожить до полного окончания войны.

«Хартманн, может, и дотянет до судного дня рейха, – поиграл желваками рейхсмаршал, – может, ему, везунчику, Богом хранимому, и на сей раз повезет 77, а вот что будет с тобой, Герман Геринг?»

Словно бы подтверждая его сомнения, в кабинете появился генерал Коллер.

– Господин рейхсмаршал, только что я беседовал с адъютантом фюрера.

– Вам это удалось?! – оживился Геринг.

– У нас с ним сохранились хорошие отношения. Он сообщил, что поначалу фюрер воспринял вашу телеграмму более или менее спокойно. Так, немножко побушевал по поводу вашей поспешности, однако в конце концов заявил: «Однако переговоры о капитуляции пусть Геринг все же ведет».

– В таком случае мы спокойно можем налаживать контакты с американцами, которые уже находятся довольно близко отсюда.

– Не все так просто, господин рейхсмаршал. Дело в том, что Борману не понравилась такая реакция фюрера, и он сумел убедить его, что за вашей телеграммой скрывается, как он выразился, предательская попытка захватить власть в свои руки, а сама телеграмма по существу является наглым ультиматумом, посредством которого вы пытаетесь вырвать власть из рук фюрера.

– Каким еще ультиматумом?! – перехватило дыхание у Геринга.

– Я всего лишь повторил то, что услышал от адъютанта фюрера, – раздраженно напомнил ему Коллер.

– Но там не содержится даже намека на ультиматум, – едва слышно проговорил Геринг, не опускаясь, а буквально падая в кресло, и в какое-то мгновение Коллеру вдруг показалось, что тучного, до предела побагровевшего рейхсмаршала вот-вот хватит апоплексический удар.

– Я согласен с вами, господин главнокомандующий люфтваффе, – как можно убедительнее произнес генерал, впервые за все время их знакомства опасаясь не гнева рейхсмаршала, а его беспомощности.

– Нет там никакого ультиматума! Вы ведь читали текст этой телеграммы, генерал Коллер! И доктор Ламмерс ее тоже читал.

– Однако предназначалась она не нам, а фюреру, который обязан был читать ее внимательнее нас всех, – безжалостно напомнил генерал, прекрасно понимая, что в эти минуты Геринг нуждается хоть в каких-то словах поддержки. – А еще ее читали Борман и, что самое страшное, Геббельс.

– Но вы-то объяснили адъютанту фюрера, что мою телеграмму следует воспринимать совершенно по-иному?

– В сложившейся ситуации он уже ничего не решает. Борман и Геббельс никого не подпускают к фюреру. У адъютанта сложилось впечатление, что они не позволят фюреру вырваться из бункера, пресекут любую его попытку выехать из Берлина.

– Он так прямо и заявил об этом?!

– Скорее намекнул. Но довольно прозрачно.

Геринг растерянно смотрел на генерала. Потеряв нить своей мысли, он не знал, как ему продолжить этот разговор, как реагировать на совершенно выбившее его из состояния равновесия сообщение Коллера.

– Итак, эти мерзавцы сумели убедить фюрера, что моя телеграмма – ультиматум и что, якобы, я пытаюсь захватить власть. Как вы думаете, последует какой-то письменный ответ фюрера?

– Последует, – отчеканил генерал. – Причем очень скоро. Они заставят фюрера излить в телеграмме весь свой гнев. Тем не менее я думаю, что вам не следует дожидаться появления телеграммы фюрера.

– Почему… не следует? Вы можете выражаться яснее, генерал?

– Когда она появится, у вас уже не будет времени на спасение.

– На спасение?! Речь уже должна идти о моем спасении?!