Владилен Машковцев - Время красного дракона

— Отстаньте вы от него, — отогнал красноармейцев Телегин.

Водовоз Ахмет теребил вожака комсомола Рудницкого:

— Мне бы конь быстрая.

— Дурак! — утирал слезы Рудницкий.

Пушков жевал травинку, будто наслаждался этим, был доволен. Порошин и Гейнеман лежали рядом, торопились высказаться друг перед другом:

— Вот и пришла наша погибель, Миша, — вздыхал Порошин.

— А что я тебе говорил, Аркаша?

— Мне страшно, Мишка.

— Смерти не боятся только люди интеллектуально неполноценные.

— Что же делать?

— Мы сами виноваты, Аркаша. Надо было бежать из России, границу мы бы где-нибудь перешли.

— Миша, вся Россия не может бежать.

— Какая Россия, Аркадий? Россия давно уничтожена коммунистами. России — нет! А вместо социализма выросло чудище госкапитализма. Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй. Все коммунисты — или идиоты, или преступники, лжецы. Они никогда не назовут своим именем то, го сотворили. Они будут теперь сто лет называть гнусную тиранию госкапитализма социализмом. Они будут прикрываться защитой интересов рабочего класса, грабя, обдирая крестьян и рабочий люд, превращая интеллигенцию в политических лакеев.

— Миша, я допускаю все же, что мы исказили марксизм-ленинизм.

— Эх, Аркаша, ты умрешь, не постигнув истины. Русским людям надо бы давно взбунтоваться, вырвать бороду у этого лжеученого Маркса. Русским людям надо бы давно выбросить омерзительный труп Ленина из мавзолея, сжечь его, а пеплом выстрелить из пушки в сторону зарубежья. Вы, русские, не умеете любить и ценить свою родину.

Один из красноармейцев не выдержал, обратился к Телегину:

— Товарищ старший лейтенант, они тут антисоветскую пропаганду разводют. Всюю правду говорят, слухать невозможно, мурашки по коже.

— Что они говорят?

— Заявляют, будто Ленина потребно из мавзолею выкинуть, сжечь, а пеплом выстрелить из пушки.

— А еще что говорят?

— Карлу Марлу Энгельсу бороду оторвать агитирують.

— А ты как мыслишь по этому поводу?

— Как прикажуть.

— Вот я тебе и приказываю: отойди от них подале, не навостряй уши.

— Не зазря им расстрел прописали, — отошел на два шага красноармеец.

— Контры они и есть контры, — поддержал его другой боец.

— Штыками их колоть надоть, на куски рвать, а не расстреливать милостиво.

— Гуманность мы развели, демократию, законность.

— А я сумлеваюсь, — шепнул курносый товарищу.

— В чем сумнение?

— А вдруг Ленин-то настоящий? Мы ево тово, а нас опосля засудять.

— Настоящий быть не могет, ежли вот сродственник, братец...

Гераська попытался переползти в группу, которую должен был расстрелять лейтенант Рудаков. Там находилась его романтическая любовь — Фарида. Но Телегин загнал пинками Гераську обратно, в свое лежбище.

— Я тебя сам расхлопаю, стервец!

Исполнение приговора задерживалось, ибо еще не подъехал на мотоцикле сержант Комаров, который должен был привезти несколько бутылок водки. Не после, а перед расстрелом осужденных полагалось исполнителям по стакану водки. Тот, кто отступал от этого правила, позднее начинал мучиться по ночам кошмарами, дурными снами. И доктора предписывали — на трезвую голову смертные приговоры не исполнять, травмируется психика.

В загороди на Золотой горе было вообще-то четыре шурфа, куда сбрасывали расстрелянных и в центральной тюрьме, и в складе НКВД. Живьем сюда привозили приговоренных редко. Два провала засыпали, больно уж они зловонили, да и забиты были основательно. Рудаков сидел рядом с Телегиным, прикидывал:

— Может, скинем всех в мою шахту? По-моему, твоя мелковата. И туда еще ни разу не сбрасывали трупы.

— Пора и эту яму заполнять, — метнул камушком Телегин в крутящуюся рядом сороку, стремясь направить разговор в другое русло. — Гляди, вертится и вертится нахалка. Что ей здесь надо? И куда Комаров запропастился? Его только за смертью посылать.

— Подъедет сейчас, он мужик надежный, точный. Лишь бы его не подвел мотоцикл. Вон, едет он, дорога пылится, — встал Рудаков.

Телегин был доволен, что отвлек лейтенанта от разговора о левосторонней шахте. Шурф еще неделю тому назад был подготовлен для спасения Эсера. Телегин приезжал сюда ночью и сбросил в провал две копны соломы. Антон замышлял подвести Серафима к этому шурфу, выстрелить мимо, может, лишь царапнуть пулей по раковине уха. Эсер бы упал в солому, пролетев метров двенадцать. Он бы отполз в сторону, затаился. А ночью можно было приехать снова, с веревкой, и вытащить его. Но план спасения Серафима сорвался. Федоров подвесил его на крюк в складе НКВД. Теперь таким же способом Телегин замыслил спасти Порошина и Гераську. И автомашина-душегубка не сама по себе сломалась. Антон Телегин оторвал вагой выхлопной патрубок, подводящий отраву к фургону.

Сержант Комаров лихо объехал на мотоцикле с прицепом лежащих на земле смертников, остановился возле Телегина и Рудакова.

— Привез? — запотирал возбужденно руки лейтенант Рудаков.

— Так точно! — отрапортовал сержант, расстилая на траве кусок брезента, расставляя бутылки с водкой, стаканы.

— А закусь?

— Только вобла и яйца вареные, — извлек сержант из коляски мотоцикла сверток с едой.

— А что за труба там у тебя торчит из коляски?

— Патрубок к душегубке изготовили.

— Может, поставим, пустим в дело? Пока мы выпьем, закусим, они у нас окочурятся, — предложил Рудаков.

— Овчинка выделки не стоит, — отмахнулся Телегин, разливая водку по | стаканам. — Да и подойдет ли патрубок? Кривуля замысловатая...

— Кажись, не подойдет, — сказал шофер. — Не тот угол у флянца.

— Нагреешь в гараже автогеном, подогнешь.

Выпили не торопясь, занюхивая воблой. Комаров уловил что-то непонятное в расположении лежащих на траве смертников. Почему они разбиты на две группы?

— Не в одну яму што ли их? — рвал он зубами рыбу.

— Да, не в одну. Ты будешь помогать Рудакову. А я один справлюсь, без помощника, — наполнил еще по полстакана Антон Телегин.

— Мне все равно.

Рудаков подошел к своей группе обреченных:

— Кто желает на тот свет первым, добровольно?

— Што я узе буду за это иметь? — поинтересовался насмешливо Штырцкобер.

— Стакан водки! — ответил Рудаков.

— Но я узе не пью.

— Значит, не сговоримся.

Придорогин вскочил бодро:

— Я хочу быть первым! Чапаев завсегда впереди!

Сержант Комаров поднес Придорогину стакан с водкой:

— Пожалуйста, Василий Ваныч! Выпейте на здоровье. Чапай без чарки — не Чапай!

Придорогин опрокинул водку залпом, в один глоток, поглядел на стакан сокрушенно:

— Мошенники! Стаканы стали делать маленькими. При царе стаканы были в два раза боле!

— Пошли! — толкнул Рудаков пистолетом Придорогина к провалу, ощупывая свой карман, где были запасные патроны.