Владилен Машковцев - Время красного дракона

— Здравствуйте, молодой человек, — выставил Ленин вперед ногу в галоше.

— Здравствуйте, Владимир Ильич.

Ленин обошел вокруг Шмеля трижды.

— Где-то я вас встречал. Вы так похожи на Якова Михайловича.

— На Свердлова, — растянул губы Шмель в неестественной улыбке.

— Да, вы похожи на Якова Михайловича Свердлова. Абсолютно! Тот же рост, та же физиономия, те же оттопыренные уши, готовность выполнить любое распоряжение. Вам бы еще пенсне. Простите, меня не интересует, кто вы по паспорту. Я вас буду называть Яковом Михайловичем.

— Я собственно не возражаю, принимаю за высокую честь, — одеревенело ответил Шмель.

Оттопыренные уши у Свердлова не бросались в глаза так, как у заведующего вошебойкой имени Розы Люксембург. И повинна в этом была мода на мужскую подстрижку. Да, именно подстрижка «полубокс» уродовала Мордехая Шмеля. Если бы не короткая стрижка, он бы выглядел человеком более обаятельным. Шмель был убежден, что он похож на Чехова. Но если Ленин сравнил Шмеля с Яковом Михайловичем Свердловым, то это, безусловно, выше и почетнее. В общем, Шмель был похож в каком-то ракурсе на Свердлова, а в каком-то подходе на Чехова, у которого украли очки.

Никто в мире не знал и не мог подозревать, что уши Шмеля были самостоятельными органами. Они, уши, слышали, видели, ощущали окружающее пространство совершенно независимо от хозяина и друг от друга. Левое ухо могло слушать одного человека, а правое — другого. И более того — каждое ухо умело мыслить и воспринимать по нескольку источников звука, разговора. Эта способность позволяла Шмелю чувствовать себя уверенно в людных местах: на базаре, в очередях у магазинов, в трамвае. Шмель не мог никому признаться, что он ушами не только слышит, но и видит, мыслит. После такого признания его могли бы сразу отправить в дурдом. О способностях Шмеля догадывался только доктор Функ. Он даже сказал как-то:

— Мне кажется, что у вас необыкновенные уши. Они должны видеть и мыслить!

— Нет, нет! Это вам показалось! — перепугался тогда Мордехай.

Шмель стоял на колене, закрыв глаза, и осматривал Ленина ушами. Левое ухо оглядывало галошу, правое — лапоть.

— Галоша великовата, потому подвязана веревочкой, — думало левое ухо.

— Лапоть старый, скоро развалится, — отмечало правое.

Левое ухо Шмеля воспринимало нищего-бродягу уважительно как вождя мирового пролетариата, а правое — насмешничало, крамольничало:

— До чего вы докатились, Владимир Ильич! Корки хлеба собираете на помойках.

Ленин прощупывал незнакомца:

— Как вы относитесь к Марксу?

— Учение Маркса всесильно, потому что оно верно, — убежденно ответил коленопреклоненный Шмель.

— Значит, вы один из строителей социализма?

— Социализм овладел умами миллионов людей, и он непобедим.

— Прекрасно! Главное — верно. А вам не кажется, что мой череп набит черными, ядовитыми пауками?

— Владимир Ильич! Задавать такой вопрос — кощунство! История зафиксировала вас как гения.

— Но обо мне отрицательных отзывов больше, чем положительных. Пропаганда отсеивает их.

— Владимир Ильич, мы не можем допустить вылазки идеологических противников, клевету, очернительство социализма. Мы идем по пути, который вы нам указали.

— Чем вы занимаетесь в этом городе?

— Я работаю заведующим вошебойки имени Розы Люксембург.

— Очень интересно. Вши — это проклятое наследие капитализма. Но особенно опасны социалистические гниды.

Шмель растерялся, ибо не понимал, о чем говорил его душевнобольной собеседник. Приходилось разговаривать уклончиво:

— Простите, Владимир Ильич, я еще не знаком со всеми положениями вашего учения.

— Какие мои работы кажутся вам наиболее ценными?

— «Что делать?», «Один шаг вперед, два назад», «Материализм и эмпириокритицизм», «Империализм как высшая стадия капитализма» и другие...

Ленин от счастья поперхнулся, заходил фертом, споткнулся, чуть было не потерял свое единственное богатство — галошу. Но какие-то сомнения в душе оставались. Солнце уже взошло, люди спешили на работу.

— Яков, давай спросим у людей, как они воспринимают мое учение и социализм? — возбужденно потирал руки вождь мирового пролетариата.

— Я полагаю, рабочий класс покажет свою политическую зрелость, — согласился с предложением Шмель.

Навстречу шел железнодорожник, личность не очень выразительная, причастная, если не к производству материальных благ, то хотя бы к трудовому ведомству.

— Простите, товарищ рабочий. Позвольте задержать вас на минутку. Я хотел бы узнать, как вы относитесь к моему учению? — заговорил Ленин с идущим на работу железнодорожником.

— Пошел ты в сраку, Владимир Ильич, — отмахнулся железнодорожник.

— Меньшевик, викжелец! — обличительно ткнул пальцем Ленин в спину уходящего рабочего.

— Эсер! — поддакнул Шмель. — А возможно, агент международного империализма. Я сообщу о нем в НКВД.

Вождь мирового пролетариата был огорчен хамством железнодорожника, но надеялся на лучшее, подошел к дворнику. Латышские стрелки и дворники были в годы революции лучшими помощниками большевиков.

— Скажите, милейший, вам нравится советская власть?

Дворник распушил бороду, задумался:

— Власть она, с одной стороны, неплохая. У энтой власти завсегда можно што-нибудь стащить. А с другой стороны — порядку мало. Чуждые элементы проникают. Скажем, в домоуправлении нашем. Работает дворничихой графинья бывшая. Рази можно доверять метлу энтой гражданке-дворянке?

— Безобразие! — возмутился Владимир Ильич. — Немедленно примите меры, Яков Михайлович. Сообщите Феликсу Эдмундовичу. Реквизируйте метлу у графини.

— Будет исполнено! — откликнулся Шмель на распоряжение вождя.

Ленин осмотрел город, сделал несколько замечаний дворникам, показал, как нужно подметать тротуары, протер кепкой свою запылившуюся галошу и зашагал к мавзолею. Шмель семенил за вождем, радуясь, что желаемое знакомство состоялось. У входа в землянку, именуемую мавзолеем, висел старый фанерный лист с надписью: «Ленин».

— Трубочист изладил, — объяснил Владимир Ильич.

В землянке было сыро и сумрачно. Мордехай присел на чурбак, начал осматриваться. На топчане валялся полушубок, подушка из мешка, набитая сеном, рваное одеяло, подобранное на мусорной свалке. Хозяин растопил железную печку-буржуйку, поставил на огонь чайник с водой. Подобием стола в землянке красовался большой, опрокинутый ящик с надписями на иностранном языке. На ящике стояли две помятые металлические кружки, стаканы, тарелки с отколами, котелок, пустые бутылки из-под водки. Ложки валялись на полу, возле ведра с водой. В углу землянки размещалась полка с книгами и фотопортретом Партины Ухватовой.