Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви

Однако сами язычники весьма прохладно относились к пылу Юлиана и посмеивались над его верой во всё. Для интеллектуалов он был слишком суеверен и слишком религиозен, а для простого народа вся его система казалась заумной интеллигентской выдумкой. Привыкшим к вольной жизни жрецам не нравились те обязательства, которые он наложил на них.

Юлиан чувствовал это и все более и более приходил в отчаяние. Он не понимал причин такого отвержения своих высоких идей и приписывал его "разлагающему всё изнутри безумию назарян". Именно тогда начались первые признаки гонения на христиан. Юлиан решил доказать всем силу старых богов своей персидской кампанией, которую он проводил по указаниям авгуров и жрецов и пренебрегая военным здравым смыслом. В стычке 26 июня 363 г. Юлиан получил три ранения: в руку, грудь и печень. Последняя рана была смертельной. По некоторым сообщениям, раны были нанесены солдатом его собственной армии, чем-то обиженным им. Согласно другим слухам, смерть Юлиана была на самом деле самоубийством: поняв, что положение его армии безнадежно, он искал смерти в бою и кинулся на вражеское копье. Из всех его современников лишь его друг, знаменитый оратор Ливаний, сообщает, что его убил христианин, однако и он признает, что это лишь предположение. Языческий историк Аммиан Марцеллин пишет о смерти Юлиана как о трагическом несчастном случае, вызванном неосторожностью. Один из телохранителей Юлиана уверял, что император был убит завистливым злым духом. Так же противоречивы сведения относительно последних слов Юлиана. Современный ему источник сообщает, что император, собрав свою кровь в пригоршню, бросил ее в солнце со словами к своему богу: "Будь удовлетворен!" Около 450 г. Феодорит Киррский записал, что перед смертью Юлиан воскликнул: "Ты победил, Галилеянин!"

Невзлюбив насмешки антиохийцев, Юлиан просил, чтобы его похоронили в Тарсе. Вся тщетность его усилий по возрождению язычества была явлена в том, что сразу после его смерти армия провозгласила императором престарелого генерала Иовиана – христианина-никейца.

Однако время меняет все, и голос императора-отступника стал слышнее после его смерти: его письма и сочинения весьма широко распространились. Более чем пятьдесят лет спустя после гибели Юлиана св. Кирилл Александрийский счел необходимым написать пространный ответ на трактат Юлиана "Против галилеян". В памяти язычников Юлиан остался идеальным героем, по прозванию "благословенный". В своей прощальной речи, произнесенной в конце 365 г., Ливаний утверждал, что Юлиан на небесах был возведен в божественный сан и что молящиеся ему верные язычники уже получали помощь и поддержку.

Литература: Карташев ; Chadwick; Meyendorff J. The Council of 381 and Primacy of Constantinople // Catholicity and the Church. N.Y., 1983; Meyendorff, The Orthodox Church; Мейендорф , Введение ; Шмеман , Исторический путь ; Vasiliev; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Previte-Orton; Jones; Болотов ; Quasten; Флоровский , Восточные отцы .

1.Последняя, окончательная стадия арианских споров отмечена появлением новых людей и новых проблем.

Св. Афанасий скончался в 373 г. Скорее всего, он пережил всех участников Никейского Собора. В последние 15 лет жизни его роль переменилась – он был уже не прежним непримиримым борцом, а мудрым старцем, пользующимся всемирным уважением и почитанием. Новое поколение богословов обращалось к нему за советом, и хотя его словарь принадлежал уже прошлому, его ответы пользовались непререкаемым авторитетом.

Юлиан амнистировал всех сосланных. Он рассчитывал, что христиане окончательно перегрызутся между собой и уничтожат друг друга. Но вышло иначе: освободившись от давления арианствующей императорской власти, Церковь стала стремительно выздоравливать.

Свт. Афанасий вернулся из ссылки в феврале 362 г. и был торжественно встречен как христианами, так и язычниками, за несколько месяцев до этого растерзавшими его преемника – арианина Георгия Каппадокийца. Правда, из-за гонений Юлиана Афанасий вскоре вынужден был опять скрыться, но на сей раз ненадолго.

Аномеи (т.е. неподобники – крайние ариане) также возвратились, и Аэтий – старый друг Юлиана – был даже поставлен в епископы. Юлиан наградил его богатым поместьем.

Вернувшиеся из ссылки старые омиусиане во главе с Василием Анкирским и Георгием Лаодикийским продолжили уточнение своих позиций. В частности, впервые они попытались выразить разницу между усией и ипостасью: "Ипостась – это существенные и реально сущие свойства Лиц". Чуть позднее этой наработкой воспользуются великие каппадокийцы, использовавшие термин "ипостась" для определения самих Лиц.

Св. Афанасий созвал в 362 г. в Александрии Собор, на котором был закреплен союз с омиусианами. Никейский символ был подтвержден, но к нему прилагалось антимодалистское толкование.

Император Иовиан, сменивший Юлиана, процарствовал всего несколько месяцев. Его сменил военачальник Валентиниан, вновь разделивший Империю на две части и назначивший августом на Восток своего брата Валента.

Валентиниан был очень терпимым человеком. Он восстановил полную свободу всех культов. Известен его ответ на просьбу епископов созвать собор: "Я мирянин и считаю неприличным вмешиваться в это дело. Пусть иерархи съезжаются и решают как хотят". Запад сразу же вернулся к исконному принятию Никейского символа. Все время правления Валентиниана I в западной половине Империи государство соблюдало религиозный нейтралитет. Единственный запрет на деятельность религиозных групп существовал в отношении манихеев (Валентиниан боялся черной магии и подозревал манихеев в связях с ней), но и этот запрет не вводился в жизнь.

На Востоке правил Валент (364-378). Его жена была арианкой, так что он покровительствовал "омиям" (т.е. "подобникам"), придерживаясь, как он считал, "золотой середины". Вначале он проявлял достаточную терпимость, но впоследствии периодически начинал гонения против всех, кто отказывался вступить в общение с Евдоксием, а затем с Демофилом – арианскими епископами Константинопольскими. Однако победа никейского богословия делалась все более очевидной.

Возникло новое движение " пневматомахов" (или "духоборцев"), признававших божество Сына, но отрицавших божество Духа. Они назывались также " македонианами", по имени Македония, епископа константинопольского, которому приписывалось создание этого учения. Оно опиралось на Никейский Символ, в котором просто говорилось: "…и в Святого Духа" – без дальнейших пояснений. Эта группа вышла из среды "омиусиан" и, таким образом, ускорила осознание ими недостаточности своей формулы и заставила их примкнуть к никейскому богословию. Историки называют этих бывших "омиусиан" " новоникейцами". Их главной задачей стало выкристаллизовать различие между "усией" и "ипостасью".