Владимир Контровский - Томагавки кардинала

Война переломилась — ирокезы проигрывали.

1798 год

Чёрная весть настигла Лыкова в окрестностях Канадасегеа, самого крупного селения и столицы Лиги Шести племён. Весть принёс воин-мохок, вернувшийся из родной — родной, какой же ещё? — деревни Доброй Руки.

— К нам пришла пятнистая смерть, — сообщил индеец, не приближаясь к костру, возле которого сидели воины. — В нашем селении больше нет живых — все умерли.

— Нэстэйсакэй? — спросил Семён, надеясь на чудо.

— Все, — повторил воин и пошатнулся. — Пятнистую смерть наслали купцы-франглы — они продали нам много одеял, и никто не знал, что в них сидит болезнь.

«Нелюди, — подумал Семён с нарастающим бешенством. — Мало того, что они втихаря продают нам порох и пули, которыми мы убиваем их же соплеменников, — кому война, кому мать родна, — так они ещё вон какую пакость учинили. Ох, нелюди…».

— Тебе нельзя оставаться с нами, — негромко сказал военный вождь, и Лыков заметил на лице вестника характерные пятна оспы.

— Я знаю, вождь, — спокойно ответил ирокез. — Я должен был рассказать, чтобы вы могли отомстить, — я это сделал.

С этими словами он отступил на несколько шагов, к деревьям, вынул нож и всадил его себе в сердце. Сидевшие у костра воины склонили головы.

— Я его похороню, — сказал Семён, — ко мне эта болезнь не пристанет.

Военный вождь молча кивнул.

…С того злого дня Лыков переменился — он весь почернел, словно выгорел изнутри. Доброй Руки больше не было — теперь Семён часто уходил ночами в стан неприятеля, и всякий раз по возвращении ирокезы видели на его поясе свежие скальпы франглов.

Да только всё было напрасно: несмотря на отчаянное сопротивление ирокезов, вокруг Индианы сжималось и сжималось железное кольцо — на смену одному убитому американцу приходил десяток других. Это была война на уничтожение — «просвещённое население» Объединённых Штатов и помыслить не могло, что в войне с дикарями применимы нормы гуманности. Захваченные селения сжигались дотла, население истреблялось поголовно, без различия пола и возраста, и пленных победители, как правило, не брали.

«Эх, не задавил король французский этих мятежников, — думал иногда Семён. — Кабы знать, что оно так повернётся…».

Народ ходеносауни умирал в бою.

1799 год

…Из последней страшной битвы под Канадасегеа Семён вышел только с младшим сыном, раненым в плечо, — Ватанэй остался среди горящих развалин ирокезской столицы, и Лыков так и не узнал, как он принял смерть. Не узнал Добрая Рука и о том, что два офицера-франгла, обходя поле битвы, обратили внимание на тело первенца Нэстэйсакэй, лежавшего навзничь. Трупов вокруг было множество, но офицеры заметили, что этот ирокез отличается от других.

— Смотри-ка, Эдмонд, — сказал один из них, — а ведь это метис! Интересно, как он оказался среди индейцев?

— Метис, — согласился второй офицер, нагнувшись над трупом. — И знаешь, — добавил он, рассматривая лицо Ватанэя, — он мне кого-то очень сильно напоминает. Подожди-ка…

Офицер достал серебряный талер, отчеканенный спустя год после смерти первого президента Объединённых Штатов — в память о нём на аверсе монеты вместо традиционного орла был выбит профиль Огюста Шамплена, — и долго всматривался в лицо убитого метиса, сравнивая его с изображением на монете.

— Не может быть… — прошептал он. — Такое сходство — это какая-то мистика. Знаешь, Жером, не надо никому об этом говорить, хорошо?

…Год спустя к воротам бревенчатого форта Росс в Калифорнии подъехали два всадника в индейской одежде: седой старик и юноша лет двадцати. Их окликнули, и велико было изумление сторожей, когда старик-индеец ответил им на чистом русском языке:

— Дошли… Родимые… Наконец-то…

Маленький Медведь был изумлен не меньше — он впервые увидел, как плачет его суровый отец.

Судьба индейцев, поддержавших франглов, была незавидной — как только на берегах Великих озёр прозвучал последний выстрел, победители тут же забыли все свои обещания. Вождь шауни Текумсе — Летящая Стрела — пытался собрать из разрозненных племён подобие могучей ирокезской Лиги и возглавил сопротивление, обречённое на поражение — было уже слишком поздно. Восстание было подавлено, Текумсе пал в бою, остатки индейцев бежали в Канаду, спасаясь от полного уничтожения. Канадские власти отказались выдать беглецов на суд и расправу, и тогда американцы, недолго думая, объявили Канаде войну, надеясь под шумок (пока истерзанная бесконечными революционными и наполеоновскими войнами Франция не имела сил вмешаться) прибрать её к рукам. Но не тут-то было — канадцы дружно взялись за оружие, призвали на помощь индейцев из числа бывших повстанцев, имевших все основания не слишком любить франглов, и знатно распушили под Квебеком американский экспедиционный корпус. Затем в войну на стороне Канады встряла Британия, имевшая собственный интерес, и Объединённые Штаты сочли за лучшее заключить мир.

Из этого американцы сделали важный вывод на будущее: не стоит затевать войну с сильным противником — исход такой войны сомнителен. Именно поэтому, когда у франглов разгорелся аппетит на Флориду, они не стали грозить Испании пушками, а предложили ей денег. В деньгах испанцы (как всегда) очень нуждались, и Флориду они продали, из чего был сделан ещё один важный вывод: торговать лучше, чем воевать — были бы деньги. А деньги у молодой державы были, и немалые…

1823 год

— Сограждане, члены сената и палаты представителей! По предложению российского императорского правительства, переданного через имеющего постоянную резиденцию в Шамплене посланника русского императора, посланнику Объединённых Штатов в Санкт-Петербурге даны все полномочия и инструкции касательно вступления в дружественные переговоры о взаимных правах и интересах двух держав на северо-западном побережье нашего континента.

Президент Шарль Монроз, бывший плантатор из Северной Луизианы, наслаждался своим красноречием: он был уверен, что эта его речь станет исторической.

— Мы всегда с интересом и беспокойством наблюдали за событиями в Европе — с этой частью земного шара у нас не только существуют тесные взаимоотношения, но и связано наше происхождение. Граждане Объединённых Штатов питают самые дружеские чувства к своим собратьям по ту сторону Атлантического океана, к их свободе и счастью. Мы никогда не принимали участия в войнах европейских держав, касающихся только их самих, и это соответствует нашей политике. Мы негодуем по поводу нанесенных нам обид или готовимся к обороне лишь в случае нарушения наших прав либо возникновения угрозы нашим правам.