Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

Та тяжело, шумно дышала, словно только что делала какую-то тяжелую, хоть и невидимую работу. Жадно вырвал склянку, Танька приложилась к ней и, не отрываясь, допила остатки.

— Самогон что ли? — Даже не поморщилась она. — Воды бы мне. Голова трещит. Или еще спирту. Нету?

— Нету… — чуть слышно ответила Рита. А Танька грузно уселась на свое место:

— Ну так сыщи! Хотя погоди… Где этот, симпатичный?

— Ушел…

— И его приведи… Иди. Стой! Сядь!

Рита послушно уселась на подушку.

— А ты девка видная. В теле. Иди-ка ко мне, я тебя приголублю. — голос Таньки-пулеметчицы вдруг чуть поласковел.

Рита, не живая ни мертвая, продолжала сидеть.

— Иди сюда, не бойся… — продолжала та ворковать и вдруг снова рявкнула. — Иди, кому говорю!

А потом поднялась и, ровно медведица, с рычанием зашагала к Рите.

Та не помня себя от страха, зажмурила глаза. И вдруг ночную тишину разорвал выстрел.

Бах!

И еще…

Бах! Бах!

Танька будто натолкнулась на невидимую стену. Оттолкнулась от нее и упала на спину, ударившись затылком. Из-под нее, заливая перевернутый крест оконной рамы, потекла черная густая жидкость.

И только после этого Рита обнаружила, что держит в руке Танькин пистолет. Она не успела испугаться, как на улице загрохотали — словно в ответ ей — еще выстрелы…

Казалось, они гремели везде, со всех сторон. Рита, как могла быстро, оделась. Лихорадочно путаясь в штанинах и рукавах и стараясь не смотреть на черную лужу на полу.

— О! Ты уже оделась? А я думал тебя подпинывать опять придется! — знакомый голос раздался в дверях. Она обернулась как ужаленная.

— Ежина! Ты? Откуда? — бросилась она к Андрюшке Ежову, волшебным образом оказавшимся в нужное время и в нужном месте.

— Я, Рита, я… Меня дед послал за тобой.

— Еж, ты же немец! — невпопад почти крикнула она.

— Это с какой бани ты упала? — удивился Еж. — Ладно, потом все расскажу, пойдем. А это что за картина маслом на полу?

— Тоже потом… А винтовка откуда?

— Дед дал поносить, — ответил он, когда они уже вышли на улицу. — Пригнись. Еще зацепит…

Из большого, крытого редким железом, дома лихорадочно били в несколько стволов.

Один пулемет и несколько винтовок.

По дому, изредка, кто-то тоже стрелял. Но скупо, не спеша. Рита с Ежом улеглись в кустах прибольничной сирени. Андрей приложился к прикладу, долго выцеливал чего-то в лунном свете, потом пальнул. Трехлинейка бахнула так, что уши с непривычки заложило. Выстрелы «Браунинга» показались Рите детской хлопушкой.

Еж тоже потряс головой:

— Не фига себе… Это как же чего-нибудь покрупнее-то шмаляет?

— Еж, дай тоже пальнуть! — потрясла его за плечо Рита.

— Не фига себе? Обалдела, что ли? Брысь! Доктор говорил — у тебя пистолет есть, из него и пуляй.

— Уже напулялась. — поморщилась Рита. — Дай из винтовки, жадюга…

— Погоди… — Еж поводил куда-то стволом и опять выстрелил. — На…

Он протянул оружие Рите.

— А куда стрелять-то? — почему-то шепотом спросила девушка.

— В сторону дома стреляй, где фрицы сидят. Попадешь в дом-то?

— У меня, между прочим, первый взрослый по стрельбе был в школе. — Обиделась Рита.

— Врешь! — не поверил Андрей.

— Не хочешь — не верь. А тяжелая она!

Ритка долго укладывалась, еще дольше целилась.

Не в дом. Она целилась в Таньку-пулеметчицу. В свой ужас. В свой страх, который не могла показать Андрюшке. И себе…

Еж весь уерзался на одном месте от нетерпения, тихо матерясь. Иногда не про себя.

— Пока ты целишься, немцы домой в Берлин вернутся!

Та не отвечала.

— Рита, отдай ружье! — ворчал он, понимая, впрочем, что не отдаст.

Наконец она нажала, хотя и с трудом, на спусковой крючок.

— Бьется! — потерла она ушибленное плечо.

И тут их заметил пулеметчик и дал очередь по вспышке из темных кустов.

Пули взвизгнули над головами, осыпав головы срезанными ветками.

Оба ткнулись лицом в землю.

А когда приподнялись — в доме что-то хлопнуло три раза подряд и стрельба прекратилась.

Через несколько минут кто-то пронзительно свистнул.

— Рита, отдай винтовку и пойдем, дед собирает. Слышала, свистел? Это условный знак. Говорит, свистну — значит все.

Они выбрались из сирени, и, поднявшись во весь рост, пошли по центральной площади.

От дымящегося дома послышался густой мат деда:

— Пригнитесь, ироды! Жить надоело?

— Кирьян Василич! — Остановился Еж. — Вы же сами сказали, свистну — значит все!

— Бегом сюда, вашу мать!

Они подбежали к деду. Чего-то в его облике было не так. А потом Рита поняла — дед сбрил бороду.

За шкирку он держал оглушенного, чего-то бормотавшего немца. Из ушей того текла кровь.

Тут же из тени появились и Валера с Костей.

— А оболтусы ваши где?

Костя мрачно ответил:

— Пулемет зацепил. Обоих. Ваську в голову, а Кузьме всю грудь разворотило.

— Тьфу. — С досадой плюнул дед и перекрестился.

Впрочем, какой он теперь был дед. Мужик. Крепко сбитый, со злым прищуром.

— Валера, по-немецки разумеешь?

Тот пожал плечами.

— Хенде хох, значит только… А кто разумеет? Никто? Тогда доктор с Костей идите церковь откройте, баб выпускайте. И велите всем на площади собраться. Жива, внучка? — подмигнул он Рите.

— Жива, Кирьян Василич… — улыбнулась она в ответ. Называть его дедом, бритого, как-то не получалось.

— А соседка твоя где?

Рита поморщилась. И вместо ответа показала ему пистолет.

— Ну и правильно. Такой гадюке жить — только воздух портить. Зато вона я тебе какого баского парнишку вчерась отыскал! — воскликнул в ответ Кирьян Васильевич.

— Да ладно… Я сам нашелся, между прочим! — по привычке возмутился Еж.

— Расскажите, чего случилось-то? — не обращая внимания на него, спросила девушка.

— Позже. Сейчас времени мало. Сначала с бабами разберемся. Андрейка, свяжи этого разбойника покрепче.

Площадь и впрямь наполнялась деревенскими жительницами. На удивление они молчали.

В лунном свете их белые лица казались окаменевшими.

Дед забрался на паперть.

— Дорогие товарищи бабы! — начал он, откашлявшись. — Немцев мы сегодня побили. Но завтра или послезавтра они могут вернуться. Потому вот вам какой наказ, от меня Кирьяна Богатырева, командира партизанского отряда имени… кхм… Третьего интернационала, прости Господи.

Рита покосилась на Костю Дорофеева. Тот никак не отреагировал на слова деда.

— Собирайте свои пожитки, детей и уходите по сродственникам. Иначе немцы тут всех расстреляют. Слыхали, что немцы утром говорили? Если, вы не сдадите им укрывающихся партизан — завтра бы на рассвете расстреляли бы всех, кого в церкви заперли…

— В складе… — буркнул Костя.

Хорошо, что буркнул тихо и дед не услышал.

— А когда они вернуться — всех могут расстрелять. Вона, с нами девонька, — махнул он рукой на Риту. — Из Белоруссии беженка. Там немцы деревнями людей сжигают. Уходите, бабоньки!