Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

Дед поморщился:

— Ты как там с ней справилась-то, родненькая?

Теперь поморщилась и Рита:

— Валере спасибо, за пистолет. Маленький, а бьет хорошо.

— Собаке, как говорится…

— Кстати, а вы чего меня сразу не забрали?

— Ну, конечно. Кругом полицаи бегали, немцы. А тут доктор в лес бежит и девицу с собой тащит. А у девицы, от смущения видимо, лицо ярче помидора.

— Хорошо, Рит, я тебя ночью увидел. Иначе заикаться бы начал.

— Лучше бы ты Ёж, заикался. Молчал бы чаще, — огрызнулась Рита.

— Да ладно, зато стреляла метко. Наверное.

Рита показала Ёжу язык.

— Кстати, с чего ты взяла, что я немец-то?

— Мы тогда с хутора Кирьяна Васильевича ноги уносили. В яму какую-то залезли…

— Тайница у меня там вырыта. Еще до войны сделал. Как приехали сюда, так сделал. Большевики они больно жадные, думал, мало ли кулачить опять начнут. Или еще чего. А вот сгодилось от немцев схорониться, — добавил дед.

— Сидим, поглядываем в щелочку под крышкой…

— Какой крышкой? — не понял Ёж.

— Потом покажу, — ответил дед. — Ты Риту-то слушай…

— Немец идет — ну вылитый ты. Лицо один в один, фигура, даже повадки. И все ближе, к яме-то ближе. Думаю, сейчас наступит. Но тут из леса ему закричали. Фамилия такая смешная — Иггельман. Ёж — может это твой дедушка? Ну, типа в плен попал, и того… Дедушкой стал?

Еж возмутился было, но тут Кирьян Василич закряхтел и сказал:

— Смешно как получается… Ман по ихнему — человек, а Иггель — еж… Ежов, значится… Смешно… А я тогда и внимания не обратил!

Валера засмеялся:

— И впрямь, родственник. Наверно и зовут также — Андреас. Отныне будем называть тебя Андреас фон Иггельман!

— Сам ты… Вольфганг Вольдемарович Моцартов.

— Кстати, Вы с немчиком тем, контуженным чего сделали? — перебила их перепалку Маргарита.

— Да к кровати привязали в доме, где у них лежбище было. Не с собой же тащить. Фрицы придут — заберут.

Дед умолчал, что он пристроил между ног немца эфку, а через ее кольцо протянул веревочку, закрепленную на дверной ручке. Двери-то у нас — наружу открываются. Сей хитрый ход подсказал ему, как ни забавно, Андрей.

— Ладно, Ёж, сбегай за Костей. Пусть поест — задание ему дадим потом. Боевое. Сходит до села, посмотрит — чего там и как, — сказал Кирьян Василич.

— Может мне лучше? — сказал Валера.

— Куда ты со своей ногой-то? Ежели бежать придется?

— Ранили? — сочувственно спросила Рита.

— Нее… Я еще в институте учился. В футбол играли. А я голкипером был. Помню удар в рамку по низу. Я бросился и почему-то ногами вперед. Надо бы руками, а я — нет. И лечу. Время медленным таким стало, я только мяч и вижу. И еще вижу как слева их центрфорвард ногой вперед, а справа наш хавбек. И тоже ногой. Я первым успел — мяч выбил, и тут они мне бутсами оба в берцовую — каааак врезали! Попали в ногу, а искры из глаз. Странно. Сначала не понял — достоял в воротах. А после свистка упал и встать не могу.

— Выиграли? — спросил собирающийся Еж.

— Ничья. Два-два. Мы курс на курс играли. Чемпионат факультета. Вот с тех пор и хромаю. В армию даже не взяли. Одно не понимаю — как играл пятнадцать минут? Потом оказалось, что сложный перелом со смещением, — погладил ногу доктор Валера.

— Сила духа. — Вздохнул дед Кирьян. — Помню на гражданской мы Ростов брали. Нас тысяча, а их полный город…

— Интервенты? — остановился Ёж уже уходивший в лес.

— Боец Ежов! — Рявкнул Богатырев. — Кррррыыгом! Бегооооом… Марш!

Ёж повернулся и убежал. Но его тихий матюк дед все равно услышал и погрозил ему вслед кулаком. А потом вздохнул и продолжил:

— Интервенты… Да… Жиды кругом были. Русские жиды, еврейские, латышские и даже китайские… Одни интервенты кругом. И все нехристи… Тяжелое время было. Смутное.

— Так вы, Кирьян Василич, за белых воевали?

— Так я и сейчас за них воюю. Не за красных же.

— Странная логика у вас…

— А чего странная? Немцы вона тоже под красным флагом нынче ходят. Русский человек все равно к белому тянется. К чистому да светлому. Ежели он русский, конечно.

— А что, еврей — не человек, что ли?

— Почему не человек? Еврей — человек. И немец человек. Только он человеком является, пока дома не сжигает и детей не убивает. Иначе он жидом становится.

— Как это?

— Ну, жид ведь откуда пошло? От Иуды! А Иуда чего сделал? Христа убить хотел. Вот, который Бога убить не хочет — тот человек и мне его нация не важна.

— А как же можно Бога-то убить?

— Никак не можно. Не можно, а хочется. А ведь Бог-то в каждом из нас светится. Вот и убивают людей, чтобы до Бога добраться. А кто против Христа — тот и есть Антихрист.

— Так ведь и Вы, дедушка убиваете.

— И я, Маргарита, и я. И ты вчера. Значит, между тобой и Танькой той, разницы нет? Она каждое утро по тридцать — что ли? — человек убивала. И ты ее. Она для удовольствия. А ты для чего?

Рита промолчала. В памяти ее снова всплыла черная лужа, густо растекавшаяся по полу, заливавшая каждую трещинку в досках.

Она и винтовку-то у Ежа выпросила тогда, чтобы не вспоминать этот глухой звук удара затылком об пол. Заглушить пыталась. Только виду не показывала. Боялась показать страх…

С другой стороны, как бы она — Маргарита Малых — обычный педагог из Дома детского творчества, ведущая фотокружок для школьников двадцать первого века — как бы она повела себя в это ситуации? Когда ты голодная и уставшая, брошенная и никому не нужная попадаешь в руки немцам — и они предлагают тебе на выбор. Или убить или быть убитой. Страшно? Незнакомо… И даже знать не хочется…

— Какое число сегодня? — неожиданно спросила она.

— Так вроде девятое. А что? — подал голос Валера.

— День Победы сегодня. Будущей. Скажите мне, Кирьян Васильевич, вот еще пару месяцев и генерал советский немцам сдастся. Власов Андрей Андреевич. В окружение он попал. Любанская, так называемая, операция. Пытались блокаду Ленинграда прорвать. И сами в мешок попали. Дело не в этом. А в том, что он стал с немцами сотрудничать. Армию организовали. Русскую Освободительную. С трехцветным флагом.

Дед попытался сказать что-то, но Рита остановила его:

— А некоторые бывшие белогвардейцы тоже стали против России… против коммунистов воевать. Краснов, Шкуро… Краснов даже официально обратился к белогвардейцам. Что, мол, эта война не против России, а против большевиков и атеистов, торгующих русской кровью. И Бога призвал Гитлеру помочь. Сравнил его даже с царем Александром Первым.

— С императором, — поправил дед.

— Ну, с императором…

— Не нукай. Между императором и царем, наверно, есть разница?

— Какая?

— Сама думай. И вот что я тебе скажу. Краснов всегда под немцев ложился. А Шкуре лишь бы шашкой помахать. Чем они закончили-то?