Андрей Кивинов - Герои. Новая реальность (сборник)

– Но с какой целью?

– Поскорее закрыть дело, предлагая нам виновного, признание и мотив. Он умен, убийца!

– Кто же он?

– Это человек, знакомый Лизе и Константину, желающий завладеть камнями и не русский по национальности. Кроме меня и вас, Ватсон, – уж позвольте исключить нас из списка подозреваемых, – остается один человек.

– Полковник Гаусгоффер!

– Совершенно верно. Тут мы с вами, Ватсон, используем его же трюк – мнимое признание Константина. Только на этот раз – о камнях. Если считать правдивым первое признание, то правдиво и второе. И мы находим рубины в багаже полковника.

– Но почему вы отпустили его? Не арестовали, не предали суду?

– Ватсон, я всего лишь частный сыщик. Иностранный эксперт. Система моих доказательств не убедит присяжных, не убедит следственные органы. Более того, она с трудом убеждает меня самого.

– Но почему?

– Эксперимент, Ватсон, эксперимент принца Александра! Он – главное звено в дедуктивной цепи. Мы никогда не сможем оставить эксперимент в стороне. Принц говорил о «ключиках к двери». Ключики – рубины. Дверь – сложная оптическая система. Но куда ведет эта дверь? Я думаю, в пресловутый параллельный мир. И когда принц Александр открыл эту дверь и шагнул за порог, полковник Гаусгоффер захлопнул ее и вытащил ключ из замочной скважины.

– Но мы видели следы! У реки! Волокли тело!

– Прекрасные следы. Как в учебнике – помните замечание русского следователя? Полковник Гаусгоффер умело сотворил их, хотя и слишком педантично. Он же угнал лодку, чтобы объяснить отсутствие тела.

– А на самом деле….

– А на самом деле принц Александр остался там. И вы это знаете не хуже меня, просто не хотите – или не можете – признаться в этом.

Я ничего не ответил.

– Помните, на следущую ночь сын повторил опыт отца. Накануне было полнолуние, Ватсон, истинное, то есть лунное затмение. Луна, Земля и Солнце выстраиваются на одной прямой, и помимо света, вероятно, играют роль силы тяготения. На следущую ночь взаиморасположение планет изменилось, и опыт удался лишь частично. Вы видели, Ватсон… А что вы видели?

– Мне… Я до сих пор считаю, что это была иллюзия, кошмарное видение усталого мозга.

– Говорите, Ватсон.

– Ну… В том клубящемся малиновом тумане мне привиделся принц Александр и… Я даже не знаю… Казалось, его опутывают лианы… или гигантские гусеницы… щупальца…

– Я видел то же самое, Ватсон, и, уверен, принц Петр – также. Вы знаете мою методу: если все объяснения, кроме одного, исключаются, оставшееся, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть истина. Принц Александр нашел дверь в параллельный мир, прошел в нее и остался там. Кажется, это не слишком уютное место. Но сейчас меня тревожит другое.

– Другое?

Холмс высказал то, в чем я боялся признаться самому себе.

– Боюсь, что нечто из того мира проникло в наш. Дай Бог, чтобы пожар, спаливший селение, был следствием обычной молнии, и дай Бог, чтобы за селением не занялось что-нибудь еще.

– Вы считаете?..

– Не знаю, Ватсон, не знаю.

Я перебирал листки.

– А бриллиант? Зачем принцу понадобилось похищать бриллиантовое кольцо?

– Остается только гадать. Возможно, бриллианту отводилась своя роль в оптической системе. Или принц это сделал для того, чтобы придать краже вид банального воровства. Или он действительно нуждался в деньгах, личных деньгах? Для догадок простора достаточно.

По возвращении в Лондон Холмс оставил практику детектива. Небольшое наследство после смерти бедного Майкрофта позволило моему другу купить усадебку в захолустье Сассекса, и он живет там довольно уединенно. Впрочем, изредка он выбирается в Лондон, где встречается с людьми науки – этнографами, физиками, археологами; несколько раз он посещал сеансы самых известных медиумов. Война помешала ему организовать экспедицию в Египет, но терпения Холмсу не занимать. Избегая публичности, он уговорил весьма известного лорда предоставить будущей экспедиции свое имя.

Я отошел от детективной темы, пишу романы – авантюрные, бытовые, фантастические – и жду, когда Холмс позовет меня закончить дело, начавшееся в лето тринадцатого года, в лето сухих гроз.

Мой дорожный саквояж всегда наготове.

Эта удивительная история приключилась давно, еще в те времена, когда многие люди жили в огромных подземных городах, многие – среди мертвой природы, но и те и другие – все они были совсем не такими, как нынешние.

Началась она в морге одного такого Города, который назывался Детройт-2, – на уровне зеро, у самого дна зарывшегося на тысячу футов под землю исполинского стакана. В морг этот попадали как тела тех, кто умер окончательно, так и других, прошедших все стадии ген-инжиниринга, безвозвратно погрузившихся в метаболическую кому, не мертвых, но уже и не живых. В нейронных сетях таких организмов еще блуждали электрические токи, мембраны клеток еще держали на химическом уровне электрический потенциал. Но сознание, душа, разум – называйте, как хотите, – покинули их навсегда. Эти «полена», они же – генетические макроматрицы Детройта-2, безучастные и холодные, ждали здесь своей неизменной участи – отправки на морфинг.

Джузеппе Сизый Нос, которого прозвали так за пристрастие к особо крепким напиткам, запрещенным к продаже в Городе, сенатор-республиканец третьего срока избрания, остановился у приемной секции морга. Сделал пару внушительных и гулких глотков коньяка из плоской фляги. «Вшитая» автономная биопрограмма моментально повысила концентрацию алкоголь-дегидрогеназы, стимулировала выброс в кровь гликокортикоидов. И блокировала разрушительное действие алкоголя на другие биопрограммы организма.

Джузеппе икнул, отер со лба пот и приложил имплантированный в запястье персональный «правительственный» чип к дверному замку. В тот же миг холодный женский голос сообщил дежурному дроиду: «Господин сенатор Джузеппе Гольдони».

Дроид, существо, во всем похожее на человека, по стандарту-21 – на сорокалетнюю женщину, уставился шалым взглядом на Сизого Носа. У дроидов никогда не менялось настроение. Главная эмоция, активизированная из макроматрицы, владела ими безраздельно весь срок их функционирования.

– Дроид Эмма Синее Море. Чем могу услужить господину сенатору? – низким голосом осведомился дроид.

– Как обычно. Давай, прокрути свежую партию. Сколько сегодня чурбачков?

– Пятеро, господин сенатор.

Дроид пробежал пальцами по сенсорам пульта, ворота покойницкой распахнулись, выдвинулась лента транспортера. Джузеппе потер руки и принялся изучать появившийся на ленте материал. Обнаружились там три старухи с бессмысленно выкаченными глазами, у одной на подбородке блестела подмерзшая струйка слюны. Старик благообразной внешности, с гладко забранными назад седыми волосами. И еще один, неопределенного возраста. Курносый и в веснушках.