Валерий Самохин - Убить дракона

– Шевалье Доминик де Брюэ… – хорошо поставленный баритон, которому позавидовал бы и прим Королевской оперы, отразился от черного блеска гранитных полов, змейкой эха скользнул по резным мраморным колоннам и затерялся под витражными мозаичными сводами бальной залы. Когда дело касалось престижа, метрополия средств не жалела.

– Мисс Злата… – с некоторой заминкой объявил дворецкий, подслеповато щурясь на список и осуждающе шевельнув рыжими бакенбардами. Как ему удалось это выразить, неизвестно. Семейная мажордомская тайна, не иначе.

Мисс, так мисс. На лицах гостей не отразилось никаких эмоций. Если желает их варварское высочество побыть таинственной незнакомкой, то она в своем полном праве. В инкогнито игрались многие сильные мира сего. В голландских доках до сих пор ходят пересуды про плотника Питера. Иногда его еще звали херр бомбардир. Так что ничего удивительного. В кулуарах можно и посплетничать, но в глаза не выкажут даже намека – правила игры обязательны для всех.

Тяжелые двустворчатые двери с золоченым гербом Британской империи медленно распахнулись, и ожидание приглашенной богемы завершилось: во всем своем великолепии в полумраке проема возникла элегантная пара – стройный седеющий джентльмен и… здесь просилась фраза: ослепительной красоты (ничуть не лукавила Златка в шутливом упреке!) неземная богиня, с тоненькой ниткой жемчуга в причудливой прическе густых черных волос… но будем честны – то ли хозяин оказался скуп и прижимист, то ли экономка сэкономила на свечах, но гости увидели лишь изящный силуэт. Правда, кое-что рассмотреть они успели. Не солгал матрос в таверне: ни румян, ни белил, ни напудренного парика. Но отчего-то вдруг в прохладной зале сделалось невыносимо душно и жарко. В наступившей тишине пара сделал шаг вперед.

Цветные веера засверкали иероглифами китайских искусников в руках бостонских девиц. И тех, что на выданье, и тех – что уже. Засверкали с утроенной силой, словно пытались развеять ненавистный глазу мираж. Строгие тугие воротники парадных гвардейских мундиров сжали набрякшие шеи доблестных офицеров британской армии, не давая вдохнуть ставший внезапно горячим воздух.

– В ледниках запасы проверить надо, – озаботился вдруг хозяйством де Брюэ. – И винный погреб освежить.

– Боитесь нежданных визитов? – догадалась Златка. Де Брюэ молча кивнул в ответ. Еще один шаг.

Свет тысячи свечей черненой серебром люстры неаполитанских мастеров ласково скользнул по матовой коже, осветив алые пухлые губки, и отразился веселой насмешкой в слегка сощуренных прекрасных глазах. И другой.

Едва слышимый многоголосый «ах», скорее похожий на стон, несдержанно прошелестел по зале, заставив испуганно дрогнуть пламя свечей. Тени в панике метнулись по стенам, и на миг показалось, что величественные портреты английских королей одобрительно подмигнули в ответ. Королевы нахмурились.

Холодный взгляд со стороны заметил бы, что у многих лордов, приглашенных на бал, есть невольницы, мало в чем уступающие таинственной незнакомке. Но не было на приеме холодных взглядов. Были восхищенные, изумленные, ненавидящие… Словом, любые, но не безразличные.

Настоящая красота сродни драгоценному камню. Она сама по себе вызывает восторг и обожание, но если ее – красоту – заключить в достойную оправу, то она способна засверкать новыми, невиданными гранями, и заструиться в переливах разнообразных оттенков. В общем, выразимся коротко: колониальный Бостон был завоеван без единого выстрела.

Первым, как положено по чину, опомнился губернатор. Колобком подкатившись к гостям, Том Хатчинсон весело тряхнул буклями, подняв небольшое облачко пудры, прижал руку к сердцу и шаркнул ножкой:

– Ваше высочество! – выдержав многозначительную паузу – какие, к дьяволу, правила игры, когда тут такое!.. – он почтительно склонил голову перед смеющимися глазами и хриплым от волнения голосом продолжил: – Я безумно счастлив, что вы почтили своим присутствием этот скромный прием… – он обвел рукой залу. – Вы… – не найдя подходящих слов на родном языке, губернатор закончил по-французски: – La femme la plus seduisante de Boston!

В порыве чувств сэр Том вновь расшаркался, отчего пряжки на его чулках, обтягивающих мускулистые ноги, сверкнули матовым серебром. Подхватив Златку под локоток, он увлек ее за собой к отдельно стоящей группе гостей. Скажи ему кто-нибудь, что еще несколько месяцев назад самая обворожительная леди Бостона, босоногая, в затрапезном платье гоняла гусей хворостинкой по пыльным улочкам хутора, он немедля вызвал бы нечестивца на дуэль.

– Никаких ваших высочеств, – шепотом предупредила его девушка. – Просто мадемуазель Злата. Губернатор согласно кивнул.

– Моя дочь Алисия, – представил он молодую девушку, в шифре и кружевном сером платье, опоясанном ниже груди широкой лентой. Алисия присела в легком книксене, жадным взглядом окинув незнакомку.

– Лорд Реднапп…

Массивный молодой человек в светлых панталонах, с высоким жабо и в коричневом фраке учтиво наклонил голову.

– Томас Пейн, наш философ и публицист, – с нескрываемой гордостью губернатор представил очередного гостя.

Через несколько минут Златке вспомнилась булгаковская Маргарита с ее фразой о «тысячах висельников». В глаза зарябило. На помощь неожиданно пришла Алисия.

– Скажите, вам страшно было в руках пиратов? – прощебетала она, прижимая пухлые ручки к нарумяненным щечкам.

– Ничуть, – повела полуобнаженным плечиком Златка. – Милые, доброжелательные джентльмены… мы с ними по чайкам вместе стреляли. На лицах гостей появились первые улыбки. Вмешался Томас Пейн.

– Как у вас в России обстоит дело с правами женщин? – строгим, менторским тоном спросил он. – Очень хотелось бы услышать ваше мнение.

– А что вы сами думаете? – осторожно спросила девушка.

– Даже в странах, где их можно считать наиболее счастливыми, они ограничены в желании распоряжаться своими благами, по закону лишены свободы воли, являются рабынями мнения, которое полностью руководит ими и делает их виновными за малейшие проступки. – Встав в позу «Ленин на броневике» он с пафосом продолжил: – Со всех сторон они окружены судьями, которые одновременно являются их тиранами и соблазнителями и которые, подготовив их вину, наказывают любое отклонение позором, узурпируют право унижать их по одному подозрению.

Златка мысленно поперхнулась. К ее удивлению искрометная речь философа была воспринята слушателями вполне благожелательно. Лишь некоторые из мужчин шепотом обменялись язвительными репликами. У женщин же восторженно загорелись глаза. Чувствовалось, что эта тема была интересна всем и, как минимум, обсуждаема.