Алексей Борисов - Смоленское направление. Книга 2

– Плохо говоришь …, врёшь. Я своё дело знаю, вижу, когда правду глаголят. Давай ещё раз попробуем. Зачем тебя послали к Генриху?

– Сколько раз мне надо повторить, дабы мне поверили? Как только начнётся бой, мои сотни ударят в тыл. Неужто я бы ни нашёл, кого послать к вам, если бы лжу хотел донести? Господи! Укрепи, дай мне силы.

– Ну что Игнаци, разговорил его? – В пыточную вошёл Качинский.

– Упёрся гад, – на ухо сообщил палач, – ничего не понимаю, не может человек моих сапожек вынести. Если дальше продолжить, без ног останется.

– Заканчивай, Генрих принял решение. Повезло псу русскому. Ничего, побьём степняков, мы с братцем Смоленск навестим.

Последних слов Тороп не расслышал. Сознание покинуло храброго боярина. Он даже не почувствовал как вспороли шнуровку на пыточных сапогах, как окатили водой. В голове лишь промелькнула картинка, где Тороп, будучи юношей, прогуливался босиком по утренней росе, и ничего прекраснее охлаждающей влаги, в жизни не существовало. Навстречу шёл отец, за ним дед и дальние родичи, которых боярин не помнил, но что-то общее, родственное соединяло их.

– Молодец сынок, ты выполнил свой долг. А теперь …, иди обратно, мы гордимся тобой.

Пелена тумана заструилась по земле змейкой, стала подниматься к небу, скрывая предков от Торопа. Снова захотелось пить, а резкая боль в ногах заставила открыть глаза. Боярин лежал на лавке, лучик солнца пробивался через бойницу окна, освещая сложенные аккуратной кучкой одежду и доспехи. Сумка с болеутоляющим снадобьем лежала в самом низу. Ступить на распухшие ноги было невозможно. Тороп свесился с лавки, и на животе пополз к своим вещам.

Утром девятого апеля, объединённое войско короля Генриха покидало Легницу. Казалось, что Силезия выставила всех своих воинов на решающую битву с кочевниками. Город наполнился лязгом железа, топотом ног, копыт и звуком, издаваемым тысячами людей. В церкви Богородицы зазвонил колокол, как раз, когда возле неё проезжала свита Генриха. Король уставился на стену ограды, внимательно следя за камнями кладки. Вчера вечером, здесь состоялась служба. Священники приняли богатые дары и обещали молиться до тех пор, пока не известят о победе.

– Похоже, смолянину со страха привидился сон, – подумал Генрих, – стена как стояла, так и стоит.

Внезапно на вершине ограды образовалось облачко пыли и верхний булыжник, лишившись связующего раствора, с треском вывалился на крышу навеса, под которым собрались провожающие армию горожане.

– Бах! – Камень отскочил от крыши и рикошетом полетел прямо в голову короля.

Ах! – Раздался восхищённый голос горожан, видивших, как Генрих ловко увернулся от булыжника. – Слава Генриху! Слава нашему князю!

Толпа взревела. Под копыта эскорта полетели цветы. А в это время, Андрейка прятал под рясу маленький самострел. Выстрел удался на славу, крохотная пулька попала точно в цель. Переодетый тевтонский монахом смолянин поправил капюшон и отошёл от окошка. Теперь надо было разыскать келью, в которой прятали Торопа, и по возможности вытащить боярина, пока все были заняты проводами войска. В Легницу съехались священники, чуть ли не со всей Силезии. Оно и понятно, уцелевших от нашествия городов осталось совсем немного. А имеющих крепкие стены – всего три. Хорошо, что в перемётной сумке кочевника, которого Андрейка зарубил под Бенджином, оказалась ряса. Иначе, не смог бы он пробраться в церковь, прикинувшись монахом, давшим обет молчания.

Возле пристройки, слева от ротонды церкви, у двери стоял часовой, отгоняя роющихся вокруг его головы мух. Смолянину уже два раза указывали на выход, когда он пытался проникнуть внутрь, объясняя жестами, что у него, где-то там, лежат его вещи, и их надо забрать. Не помогла и маленькая серебряная монетка. Стражник попался слишком честный. Отчаявшись, Андрейка присел на лежавшее у стены бревно. Удавить караульного возле церкви у смолянина не поднималась рука.

Силезкая армия разбилась на четыре отряда. Воеводой левой руки был назначен опольский князь Мечислав, которого все звали Мешко. Он, в свою очередь разделил полк на две части, отдав Поппо из Остерны его тевтонцев и отряд арбалетчиков. В центре разместились ополченцы, прибывшие в город со всех концов Силезии. Ударной группой стали горняки Золотой горы, вооружённые ростовыми щитами и копьями. Почти все имели шлемы и неплохой доспех. Предводительствовал ими сын моравского маркграфа, Болеслав. Полком правой руки, состоящий из краковских и опольских рыцарей, командовал брат покойного краковского воеводы Владимира, Сулислав. Резерв из шестисот всадников остался при Генрихе. В него входила знать Вроцлава, Легницы и наёмные рыцари из Англии. Вся армия насчитывала чуть более пяти тысяч человек.

Орду доложили о приготовлениях противника ещё утром, когда Генрих только выводил войска из города. Хан уже знал, что смоленский воевода огородил свой лагерь деревянными ежами, полночи копал хитрые ямы, заполняя их какой-то гнилью, закрывая ловушки слоем дёрна. Тогда он только посмеялся, но теперь оценил мудрость Рысёнка, предвидевшего ход событий. Собрав в своей юрте всех темников, Орду отдавал приказы.

– Байдар, когда центр станет отступать, проведёшь отвлекающую атаку на фланг, а основными силами обойди силезцев и ударь в тыл.

– Будет исполнено Орду-Ежен. – Тысяцкий кивнул головой.

– Рысёнок, ты прикрываешь левое крыло, центр выдвинется вперёд на два полёта стрелы. Запомни, для меня не будет разницы, бегущие русы или наступающие силезцы. В этом случае, и те и другие для меня враги. Когда нойоны покинули юрту, внутри остался Орду с Байдаром.

– Краковцы разгромят обозников, оттеснят их к болоту, потеряют треть кавалерии и как раз выйдут на меня. Пока Генрих не пошлёт свой последний резерв в бой, не атакуй. Выжидай, тереби их фланг, можешь потерять всю лёгкую конницу, но сохрани тяжёлую, пастухов в степи много, наберём ещё.

– Ты попросил остаться только поэтому?

– Нет. С рассветом прибыл мой шпион. Конрад Мазовецкий, как и было договорено, через пару дней войдёт в Краков. Завтра Вацлав поворачивает на Лужицы, а тебе придётся идти на Майсен. Это то, что касается похода…

– Давай, о другом, поговорим после боя, а то, плохая примета, загадывать на будущее.

Байдару не нравилось, когда Орду затевал с ним тайные беседы, в которых, по его предположениям, после смерти Угедея, среди правящей верхушки начнётся резня за власть.

– Да, конечно, – Орду прикрыл глаза, – тебя ждут твои воины.

Полог юрты закрылся за Байдаром, а Орду продолжал сидеть на войлоке, размышляя над предложением Бату, захватить власть в свои руки и основать в кипчакских степях новую империю. Все, с кем он начинал вести задушевный разговор, почуяв его направление, старались перевести беседу в другое русло. Положиться можно было только на верных аланов, под командованием Ильи, что составляли большую часть его двухтысячного войска.