Андрей Бондаренко - Аляска золотая

Приближался вечер, круглое, ярко-багровое солнце торопливо устремилось к горизонту.

«Наверное, детям пора спать», – вяло подумал Егор, лёжа на заранее подстеленной волчьей шкуре и расслабленно опираясь на локоть.

Он с удовольствием отхлебнул из своего стаканчика арагонского красного вина и неожиданно понял, что уже сильно пьян.

«Быть такого не может!», – возмутился обожающий логику внутренний голос. – «С чего бы это – пьян? Выпили-то всего ничего…. Это просто очень сильно хочется спать. Свежий горный воздух, скорее всего, так на тебя, братец мой, повлиял…».

Егор, опираясь руками о чилийскую землю, накрытую волчьей шкурой, с трудом сел на колени, обеспокоено обернулся по сторонам и удивлённо хмыкнул.

Оказалось, что сон коварно подбирался ни к нему одному: Ванька Ухов-Безухов беззаботно похрапывал, свернувшись калачиком у костра, русский солдат спал – в обнимку со своим ружьём, по направлению к палаткам медленно проследовала сонная Гертруда Лаудруп – со спящей Лизой Бровкиной на руках.

– Дорогой! – негромко позвал знакомый голос.

Егор медленно, бесконечно долго и плавно повернул голову примерно на девяносто градусов: глаза у стоящей перед ним растрёпанной, но при этом безумно симпатичной Сашенции сонно моргали, усиленно борясь с дрёмой.

– Дорогой! – настойчиво и томно повторила жена. – Петя и Катенька уже легли спать…. Я пойду, проверю – как они там, поцелую в лобики…. А ты иди в нашу палатку…. Иди, иди, и дожидайся меня…. Я скоро…

Он с трудом поднялся на ватные ноги, неверными шагами, спотыкаясь через каждые три метра, добрёл до нужной палатки, распахнул полог, оторвав при этом пару деревянных застёжек, добрёл до спального места, упал как подкошенный и тут же, громко захрапев, погрузился в сладкую и предательскую пелену сна…

Проснулся Егор от неприятного ощущения, что он – весь, целиком и полностью – затёк. Да-да, именно так: очень сильно затекли руки, ноги, всё туловище, и даже – голова…

Старенькой скрипкой в голове противно и явно запоздало запиликало чувство опасности, а внутренний голос подробно доложил об ощущениях: – «Пахнет сырой парусиновой тканью. Следовательно, братец, ты находишься в собственной палатке. На этом хорошие новости, извини, и заканчиваются. Ноги, похоже, крепко привязаны к колышкам, глубоко вбитым в землю. Руки заведены за спину и примотаны к деревянному, не очень-то и толстому столбу. Один широкий кожаный ремень проходит через грудь, другой надёжно фиксирует голову к тому же самому столбу. На глазах…, э-э-э, что-то весьма похожее на элементарный медицинский пластырь из Будущего…. Кляпа во рту нет, что уже хорошо! В правом углу палатки горит масляный фонарь. Значит, уже глубокая ночь…. Там кто-то есть! Слышишь, братец, какие-то щелчки и недовольные вздохи? Ага, точно, есть…».

Некто неизвестный в правом углу непочтительно отпустил парочку солёных английских фраз.

«Парочку солёных фраз – на английском языке двадцать первого века! Даже с использованием молодёжного специфичного сленга!», – уточнил тут же запаниковавший внутренний голос. – «Что это может означать? А голосок-то – знакомый! Вот оно даже как, блин чилийский, переперчённый…».

Вежливо попросив внутренний голос заткнуться, Егор демонстративно откашлялся и непринуждённо высказал маленькую просьбу:

– Милая Наоми-сан, а зачем нужен этот дурацкий пластырь на моих глазах? Я же ими не умею кусаться…. Я бы понял, если бы вы мне заклеили рот, предварительно выбив половину зубов…. Может быть, снимите? В плане – невинного одолжения…

– Ха-ха-ха! Какая смешная шутка, прямо – полный отпад! – тут же откликнулся звонкий и чуть насмешливый голосок. – Вы, уважаемый Егор Петрович Леонов, и в восемнадцатом веке не растеряли своего искромётного чувства юмора. Браво! Примите мои искренние поздравления!

Ну что же, всё стало ясно. Вернее, ясно – только в глобальном плане, так сказать. А вот все детали, их только ещё предстояло прояснить.

Лёгкие, почти невесомые шаги, неприятные ощущения, причиненные резко отрываемым пластырем. Ладно, посмотрим, что к чему…

Егор осторожно приоткрыл глаза, старательно проморгался, привыкая к тусклому серо-желтоватому свету, царившему в палатке. Действительно, в её правом углу, на толстом деревянном чурбаке стоял ярко горевший масляный фонарь. Рядом с первым чурбаком располагался второй, на котором лежала приоткрытая кожаная сумка.

Наоми, проследив за направлением его взгляда, ехидно и понятливо усмехнулась:

– Я ведь заметила, Егор Петрович, как ваша драгоценная супруга огорчились, так и не найдя в моей сумочке ничего интересного. Ха-ха-ха!

– А за что ты, мерзавка, убила Илью Солева? Что со всеми остальными? Надеюсь, что мои дети и жена живы? – хмуро поинтересовался Егор, откровенно недобро рассматривая японку.

Нет, внешне она не изменилась: милое бледное личико, высокая и замысловатая причёска, Санькино нарядное платье, Гертрудина меховая накидка. Только вот на кисти правой руку обнаружились кварцевые электронные часы, да и глаза…. Холодные и проницательные глаза уверенного в себе профессионала, не обременённого глупыми сантиментами…

Наоми, чуть передёрнув плечами, криво усмехнулась:

– Да живы все, живы! Просто крепко спят. Что я – хищница какая? Опять же, существует чёткое задание, незыблемые инструкции…. Солев? За то и убила дурачка симпатичного, что сунул Ильюша свой длинный нос – куда и не надо было. А, именно, в мою заветную сумку. А там – вот это самое! – вытянула вперёд левую руку, резко разжала маленький кулачок. – Потом-то я сразу же данную полезную вещицу спрятала в своей высокой причёске. Ну, а всякие другие хитрые штучки из далёкого Будущего – запихала в кроватный матрас и под нижнюю одежду…

«Ох, ты, ёлы-палы!», – восхищённо присвистнул внутренний голос. – «Кажется, опять начинаются старые песни…».

На узкой девичьей ладони лежал обыкновенный медицинский шприц, наполненной какой-то красно-бурой жидкостью. Точно такой же – в далёком 2009 году – был в руках у мерзкого Томаса Самуиловича. В тот памятный день, когда Егора отправляли в Прошлое.

– Какая замечательная ночь! – бесконечно довольная произведённым эффектом, томно вздохнула Наоми. – Операция, похоже, завершена, до полуночи осталось, – мельком глянула на свои электронные часики, – десять минут, пятнадцать секунд.… Кстати, дорогой Егор Петрович, сейчас над благословенными чилийскими горами и льяносами идёт тихий дождик, практически – байу – сливовый дождь…

«Операция завершена? Интересное дело, однако…. Ночь – с двадцать второго – на двадцать третье июня!», – первым прозрел догадливый внутренний голос. – «Не иначе, сейчас тебя, братец, будут переносить обратно – в приснопамятный двадцать первый век. Помнишь, Аль-кашар тогда, в древнем русском городе Пскове, тоже всё твердил про завершение дня летнего солнцестояния? Правда, нынче мы с тобой находимся в южном полушарии, поэтому гораздо уместнее говорить о дне зимнего солнцестояния…».