Андрей Бондаренко - Аляска золотая

Пятнистый воздушный мешок чуть дрогнул и, даже не думая погружаться под воду, медленно поплыл в сторону открытого океана.

– Вперёд, навались! – велел Егор. – Саня, как только поплавок остановится, то сразу хватай его!

Наконец, пузырь замер на месте, шлюпка поравнялась с ним, Сашенция ловко подхватила пятнистого беглеца, бросила его на дно шлюпки и начала быстро выбирать верёвку из моржовых сухожилий. Когда, как и договаривались, было вытащено из воды около двадцати пяти метров шнура, Санька умело набросила петлю на короткий причальный брусок, расположенный на носу шлюпки.

– Гребцы, поднять вёсла над водой! – распорядился Егор.

Несчастный кит, окрашивая морскую воду в неаппетитный мутно-розовый цвет, всплыл перед лодкой примерно в сорока пяти метрах.

Егор, испытывая лёгкий стыд, велел:

– Васильев, стрельни-ка в него!

Сержант добросовестно выполнил приказ, израненное и испуганное млекопитающее снова ушло под воду. Верёвка, закрепленная на носу, натянулась, и шлюпка, набирая ход, двинулась вперёд.

Кит, почувствовав, что его ноша заметно потяжелела, запаниковал в очередной раз и, заложив широкую дугу, рванул из последних сил к берегу.

– С одной стороны, это очень даже лихо – вот так прокатиться по безбрежному морю. Многие знатные и высокородные персоны всерьёз обзавидуются, – печально вздохнула Санька. – А, с другой стороны, свинство всё это и кровавое скотство. Я любую охоту имею в виду, – уточнила.

Ещё трижды умирающий кит выныривал на поверхность – вдохнуть живительного воздуха, и каждый раз его ружейными выстрелами заставляли снова двигаться – вниз и вперёд.

Наконец, кит, не выдержав всех этих изощрённых издевательств, резко развернулся и, неуклонно увеличивая скорость, устремился к ближайшей песчаной косе, до которой оставалось менее трёхсот пятидесяти метров.

– Саня, немедленно распусти петлю! – прокричал Егор. – Ушибленное Плечо сигнализирует, что наш хвостатый приятель сейчас будет выбрасываться на берег…

Санька послушно дёрнула за сдвоенный кончик моржовой верёвки, высовывающийся из хитрого узла, шнур соскочил с причального бруска, и шлюпка начала сбавлять ход.

Димка Васильев, внимательно всматривающийся в берег, испуганно охнул:

– Александр Данилович! На косе эскимосы разбирают байдару, которую морским течением отнесло на север. Так взбесившийся китяра прямо на них и несётся. Как бы беды не вышло…

Эскимосы, слава Богу, успели отпрыгнуть в сторону, а вот от их байдары практически ничего не осталось: многотонная туша кита, бьющаяся в последней агонии, разнесла хлипкую лодочную конструкцию на отдельные щепочки и кожаные ленты.

Шлюпка пристала к берегу и её пассажиры подошли к добыче. Две трети гигантской туши млекопитающего лежало на гальке косы – совсем ещё недавно бело-серой, а нынче – ярко-розовой. Неожиданно из круглого, ярко-синего и немигающего китового глаза скатилась одинокая, очень крупная слеза…

Санька запоздало всхлипнула и тихонько попросила:

– Саша, ты только детям не рассказывай про эту китовую слезинку. Ну, и про то, что мой удар гарпуном был последний. Стыдно как-то…. Да и вообще, охота – не женское дело, не хочу я больше быть Артемидой…

Вскоре рядом с тушей кита пристала шлюпка Уховых-Безуховых, потом подплыли три оставшиеся на плаву эскимосские байдары, берегом подошли остальные аборигены – радостные и шумные, с жадным блеском в раскосых глазах.

Вождь эскимосов, не смотря на то, что завершающий удар гарпуном был нанесён не им, тоже выглядел очень довольным: Егора он одобрительно похлопал по плечу, а перед Санькой безостановочно кланялся минут пять-шесть. Даже носами предложил с ней потереться, на что Сашенция, улыбаясь церемонно и вежливо, отговорилась полным непониманием.

Айна – через Ваньку Ухова – радостно сообщила:

– Сегодня у эскимосов большой праздник: только одного человека кит забрал вместе с собой в скорбную Долину Теней. Да, утонул гребец с перевернувшейся байдары, такое случается часто. Обычно кит забирает с собой двух-трёх человек, иногда и больше. Ведь обычно, без ружей белых людей, эскимосам приходится в тело кита – за три-четыре захода – втыкать более тридцати гарпунов. Иногда упрямый кит не хочет умирать несколько суток, иногда – вместе со всеми гарпунами и воздушными пузырями – уходит в океан…. Так что сегодняшняя охота, безусловно, очень удачная: всего один погибший, да и добытый кит – очень крупный, давненько не попадалось таких огромных.

Эскимосы, уже не обращая никакого внимания на своих бледнолицых гостей, дружно приступили к разделке китовой туши. Начали они почему-то с головы млекопитающего: в течение двадцати-тридцати минут было аккуратно срезано почти всё мясо с нижних челюстей кита, после чего обнажился длинный и широкий язык животного, на котором совершенно спокойно могли бы разместиться – при возникшей необходимости – человек тридцать-сорок.

Вождь туземцев острым ножом отсёк от китового языка его кончик (килограммов так на двадцать пять) и начал нарезать на тонкие ломти. Остальные туземцы, побросав работу, выстроились в очередь за лакомством. Счастливчик, получивший свой долю, тут же отходил в сторону и, громко чавкая, начинал жадно поедать ещё тёплое мясо.

– Саша, давай немного покатаемся на лодке, – жалобно предложила Санька. – Как-то меня совершенно не вдохновляет данное зрелище. Даже подташнивает немного, как во время беременности…

Было около трёх часов пополудни, солнышко пригревало ласково и приветливо, ветерок окончательно стих. Воды Тихого океана всё ещё покачивались, но уже чуть заметно, так и подмывает сказать – формально.

– Подполковник Ухов! – позвал Егор. – Мы с Александрой Ивановной прокатимся на шлюпке по морю, а ты, соответственно, остаёшься за старшего. Присматривай тут за всем хорошенько, не расслабляйся! Вернёмся мы через пару-тройку часов, вот тогда – уже все вместе – и проследуем на «Александр».

Когда они отплыли от берега порядка половины мили, Егор поделился с женой своими опасениями – относительно возможного бунта.

– Всё это очень серьёзно! – сразу же став озабоченной и хмурой, согласилась Санька. – Я ведь выросла, если ты, Саша, не забыл, в простой крестьянской семье. Долгие зимние вечера, тоскливые такие…. К папеньке, Ивану Артёмичу, иногда заходили в гости соседские мужики, выпивали, потом разговоры разговаривали хмельные…. Как думаешь, о чём они болтали? Да, в основном, вспоминали старые крестьянские восстания и бунты, мечтали, что наступит такое чудное время, когда бар не будет совсем. Это в том смысле, что всех помещиков и бояр неплохо было бы передушить, а землю и всё господское добро – раздать крестьянам….