Андрей Родионов - Диверсант (СИ)

И все рассчитывают благополучно доплыть до пункта назначения, никому не хочется проснуться от удара о другое судно, и потом в кромешной тьме карабкаться на палубу, чтобы затем героически бороться с холодными волнами. Вот и плетутся корабли еле-еле, и на каждом бедолага-матрос без остановки звонит в небольшой медный колокол — рынду.

Поначалу все шло нормально. «Шорхэм», одномачтовый торговец из Кингстона, медленно но верно двигался вперед, и отчего-то я решил, что на этот раз морское путешествие пройдет без приключений. Но наверху решили иначе, и поднявшийся ветер разогнал туман. А мерно переваливающийся с волны на волну корабль принялся куда-то карабкаться, а затем ухать вниз, и так раз за разом. К вечеру туман вернулся, но волнение только усилилось, а на следующее утро прошел дождь.

И я уже не понимал, что хуже: монотонный, изматывающий душу звук судового колокола, или бесконечное бултыхание. Не было сил ни ругаться, ни есть, а отвратительно бодрые моряки знай себе носились по палубе. Они то и дело подтягивали снасти, распускали и сворачивали парус, и ни одни из них не сидел без дела. К счастью для меня плыли мы недолго.

Смеркалось, когда «Шорхэм» вошел в порт, не прошло и часа, как мы обосновались в какой-то захудалой таверне. Злачное место носило гордое название "Рог изобилия", но из обещанных благ представлены в нем были только дрянной эль, еще более отвратительная еда, да пара-тройка изрядно потертых женщин. Впрочем, сидящие внутри оборванцы многого от этой жизни и не просили, а потому была довольны тем, что дают. Оглядевшись, мои спутники куда-то исчезли, настоятельно наказав их ждать. И теперь, наслаждаясь отсутствием качки, я мирно коротал время в обществе кружки эля.

Судя по заверениям трактирщика, поданный мне сорт именовался "Черным псом", и был широко известен от Тилбери аж до самого Норгемптона. Я осторожно отхлебнул мутного пойла, и у меня враз перехватило дыхание. Правильнее было бы назвать пса не черным, а дохлым, ну а широкая известность, я полагаю, носила скорее предупредительный, чем рекламный характер.

Закашлявшись, я выплюнул эту бурду прямо на земляной пол, твердо про себя решив, что добавки просить не буду. Окружавшие же меня люди, не морщась, бойко опустошали громадные кружки с элем, и громко требовали "не телиться, и наливать поживее". Откуда-то слева донеслись мощные взрывы хохота, и я повернул голову.

За столом у самой стены гуляли моряки, уже немолодые, но здоровенные, как цирковые борцы. И, судя по хорошей одежде, и манере держаться — не простые матросы, а капитаны. Я навострил уши. Когда смех немного утих, рассказчик, коренастый и черноволосый мужчина с суровым, жестким лицом, продолжил рассказ:

— И тут эта бестия из Уэльса выпил третий подряд кувшин вина и направился знакомиться с придворными дамами. И мигом наш озорник заметил, как он позже признался, самую среди них смазливую милашку. Он мигом поднял "Веселого Роджера" и нацелился на красотку. А так как после всего выпитого его слегка штормило, то шел он к девице переменными галсами.

Рассказчика прервал новый взрыв хохота. Смеялись так, что один из слушателей, блондин с короткой шкиперской бородкой, рухнул с табурета на пол. Остальные, неудержимо хохоча, бросились поднимать товарища. Кое у кого началась икота. Чуть погодя, когда все выпили еще по разу, рассказчик продолжил:

— Так вот, едва чертов гуляка Тюдор увидел смазливую кралю, как тут же сменил курс. Подваливает он эдак с подветренной стороны и заявляет, что желает, мол, взять девицу на абордаж, и по праву победителя насладиться ее прелестями. Так, якобы поступали все его предки-пираты, ну и он не видит повода отступать от устоев.

Слушатели, переглядываясь, одобрительно загомонили. Такого рода традиции — и есть то, что делает британское общество монолитным, не дозволяя привносить в него грязные итальянские шалости с мальчиками и животными, да развратные германские штучки с кляпами и плетьми. И, кстати, давно пора бы дать отлуп французам с их глубокими поцелуями, чрезмерно юркими языками и шустрыми ручонками!

На этом месте завязалась оживленная дискуссия, потому что часть собравшихся решительно потребовала оставить в покое француженок, находя за последними многие несомненные достоинства. Наконец спорщики пришли к консенсусу и потребовали продолжения истории. Консенсус же, если кому интересно, заключался в следующем: француженки, немки и итальянки вольны вести себя с бравыми моряками как вздумается, но честным англичанкам место в церкви или у кухонной плиты!

Как и прочие, я слушал с интересом, да и кого из мужчин не заинтриговала бы поднятая тема? Всякий из нас в свое время чудил еще и почище неведомого мне Тюдора, а потому подобные рассказы всегда выслушиваем с немалым удовольствием.

Откашлявшись, коренастый продолжил:

— И как воспитанный кавалер, решил наш чертов уэльсец выполнить придворный пируэт, эдак галантно поклониться, знаете ли. Да только ноги у него запутались, и новоявленный придворный рухнул прямо на красотку. А та, не ожидая настолько стремительной атаки, тоже упала, и оказались они на ковре в позиции препикантнейшей. Тюдор, стало быть, сверху, ну а дамочка, как ей и положено, снизу.

Народ снова заржал, и тут моряк, привстав, раскинул руки. Оглушительно громыхнул на всю таверну:

— Да погодите же, сейчас будет самое интересное!

Он завладел всеобщим вниманием, отдельные разговоры давно прекратились, и слушали только его. Сейчас же люди и вовсе замерли, и в таверне воцарилась мертвая тишина. По-моему даже огонь в очаге притих, а поджариваемый поросенок навострил уши, едва не хрюкая от нетерпения. Обведя всех заговорщическим взглядом шкипер не торопясь продолжил:

— Так вот, встает не спеша наш Тюдор с красотки, поднимает упавшую, галантно охлопывая по круглому заду, мол, туда пушинка с ковра пристала. Говорит, что пробный абордаж прошел успешно, "и, кстати, разрешите представиться, я — сэр Оуэн Тюдор, дворянин из Уэльса". А та и заявляет, что после этаких абордажей он, как честный человек, просто обязан на ней жениться. И добавляет эдак небрежно: "Разрешите представиться, я — Екатерина Валуа, королева-мать!"

Грохнуло так, что в конюшне испуганно заржали лошади, а птицы в радиусе ста ярдов взвились с деревьев, всполошено хлопая крыльями. Люди рыдали от восторга, катались по полу, и все никак не могли перестать смеяться, хотя лица у некоторых угрожающе покраснели. А кто-то, захлебываясь смехом, все кричал упорно:

— А вот я… а я… тоже историю знаю… про чертова… гы-гы-гы… нашего Тюдора!

Плачущие от смеха люди слабо отпихивали очередного рассказчика. Отсмеявшись, я вытер слезы и одобрительно кивнул. Не перевелись еще в земле британской удальцы! И тут, словно специально выгадав момент, в дверях "Рога изобилия" возник Мануэль. Внимательно огляделся, и, поймав мой взгляд, коротко кивнул.