Андрей Родионов - Диверсант (СИ)

— Держи его крепче, — предупреждаю я Стефана, — чтобы не вырвался.

Тот хоть и глядит на меня с недоумением, но кивает. Убить того, кто покушался на твою жизнь, будь то женщина или ребенок — не только право, но и обязанность воина. Я замахиваюсь, с тонким криком мальчишка зажмуривает глаза. Лезвие кинжала отточено до бритвенной остроты, оно должно войти в плоть мягко, без сопротивления.

С тупым звуком рукоять клинка бьет Стефана в висок, пару секунд тот недоуменно смотрит на меня, затем ноги его подгибаются, и он рушится на пол. Не медля ни секунды я бью его по затылку. Начавший было шевелиться валлиец обмякает, закатив глаза.

— Вот так-то, — тихо говорю я. — Всегда знал, что яд — это лишнее. Главное — хорошо поставленный удар.

Я уже у камина. Найденные в тайнике карты летят в огонь, пламя радостно лижет пергамент, тот тихо потрескивает, сопротивляясь. Я оборачиваюсь к пажу, того, похоже, настиг столбняк. Глупо разинув рот мальчишка пялится на меня, как на циркового слона, того и гляди слюну пустит. А ты думал мне взаправду нужны ваши секретные карты? Рано вам открывать Америку, пусть поживет чуток без европейцев, еще наплачется от вашей алчности и жестокости.

— Да наш я, наш, — морщась, объясняю ребенку, — тамплиер. Тьфу, то есть розенкрейцер, хотя хрен редьки не слаще. Одним словом, рыцарь Кадифа, слышал про таких?

Паж истово кивает, слезы его на глазах мгновенно высыхают, на меня глядит с восхищением. Еще бы, не каждый день видишь красу и гордость ордена Золотых Розенкрейцеров, его живую легенду. Рыцари Кадифа — это разведка ордена, они работают по всей Европе, на мусульманском Востоке и даже в Азии.

— Я сжег все секретные карты, чтобы не попали в руки врагам. Не отдавать же наши секреты венецианцам, верно? Не стой как столб, закрой тайник!

Мальчишка мигом выполняет приказ.

— Рот захлопни, — морщусь я. — И что бы я не говорил — молчи, а спросят — поддакивай. Понял?

Тот кивает уже живее, взгляд у пажа собранный, решительный. Абы кого в розенкрейцеры не берут, у них, как и у масонов, сплошь одни молодцы подобрались. Умные, решительные, и кулаки — как у меня голова. Вот и этот, нутром чую, далеко пойдет.

— Господин, — заявляет он решительно. — Есть еще один тайник.

— Тащи все быстрее сюда, — командую я, — и в огонь!

Пламя жадно ревет, пожирая пергамент. Каждый штрих пера на нем оплачен смертельно опасным трудом многих сотен людей, из которых лишь единицы возвращались живыми и с нужными сведениями. И с каждым таким вернувшимся мир все рос и рос, пока я вновь его не сузил. А что делать?

Отчего- то я вспоминаю фанатиков, что сожгли Александрийскую библиотеку, уничтожив миллион рукописных книг. Знания — это сила и богатство, так было и так будет всегда, и те люди с факелами не могли этого не понимать. Вряд ли они развлекались подобным образом, жечь книги — это не с пивком да по бабам, тут нужны решительность и убежденность. Возможно ли что и они спасали мир на свой манер? Думаю, именно так им виделось происходящее.

Из коридора доносится громкий топот сапог, я осторожно выглядываю в дверной проем. Венецианцы ощетиниваются было оружием, но я тычу пальцем в белую повязку на правом плече, и воины успокаиваются. Я же во весь голос требую найти мне любого офицера. Мол, тут карты обнаружились, надо бы оприходовать.

Не проходит и пяти минут, как в комнату набивается куча народу. Старший, мужчина лет сорока с пронзительным взглядом и напомаженной бородкой, которого прочие именуют синьором Корбуччи, внимательно оглядывает помещение. Безошибочно выделив среди убитых Стефана, что до сих пор не пришел в себя, повелительно кивает:

— Что с ним?

— Оглушили, — пожимаю я плечами. — За него не волнуйтесь, у моего друга крепкая голова.

Взгляд синьора Корбуччи падает на мальчишку:

— А это еще кто?

— Этот теперь со мной, — ухмыляюсь я. — Мальчишка ладный, молоденький. Буду его воспитывать в правильном ключе. По нашему, по-английски.

Дворянин кривится, но не возражает, не сориться же с союзником из-за такой мелочи. Солдаты же на мальчишку смотрят сочувственно, как на будущую жертву матерого педофила. Пока синьор Корбуччи оценивает размеры захваченной добычи я просительно блею:

— Не выделит ли благородный господин сопровождающего, чтобы я мог выбраться из замка?

Не поворачиваясь, венецианец бросает пару слов, тут же один из солдат машет мне. Давай, мол, пошли скорее. Я подталкиваю пажа в костлявую спину:

— Шевели ногами, малец. Нам еще надо выбраться отсюда живыми.

Звуки сражения стихают, похоже, защитники Барнстапла окончательно разбиты. Мне надо исчезнуть из замка раньше, чем венецианцы начнут разбираться кто и при каких обстоятельствах обнаружил карты. Вдобавок скоро очнется Стефан, в этот момент мне хотелось бы находиться от него подальше.

Из замка мы выбираемся без помех. Едва оказываемся в городе, как паж, недоверчиво косившийся на меня всю дорогу, задает стрекача. Не успеваю я слова сказать, как шустрый малец скрывается из виду. Ну и слава богу, у меня и без пажа дел по горло. Высадившиеся венецианцы наводнили город, я то и дело натыкаюсь на патрули, но белая повязка на руке — лучший пропуск. Все, что мне сейчас нужно — это найти Жана Кера.

Я обнаруживаю его в том самом неприметном домишке, где полторы недели назад узнал о предстоящем нападении. Аккуратно открыв заднюю дверь я бесшумно крадусь к комнате, из которой доносится непонятный шум. Обстановка носит следы поспешных сборов, Жак мечется по комнате, собирая вещи.

— Далеко собрался? — спрашиваю с интересом.

Подпрыгнув на месте Жак выхватывает меч и разворачивается ко мне.

— Это я, Робер, — с ухмылкой говорю я. — Не узнал?

Чертыхнувшись, Жак плюхается на табурет. Его лицо бледно, волосы встрепаны, руки мелко дрожат.

— Все пропало, Робер, — говорит он с тоской. — Все, что было задумано, пошло прахом! И все из-за тебя! Зачем, ну зачем ты открыл огонь!

— Долг каждого честного человека — расстроить планы предателя, — улыбаюсь я одними губами.

— Предателя, — повторяет он с горьким смешком. — Предателя? Да нет, глупца! А ведь я хотел рассказать тебе все. Почему, ну почему я этого не сделал?

— Рассказать что? — хмурюсь я.

И поначалу я даже не понимаю, о чем говорит мне Жак Кер.

— Как? — переспрашиваю я.

— Он мертв.

— Давно?

— Вот уже пару месяцев.

— И что произошло?

— Судя по всему его отравили.

Помолчав Жак продолжает:

— Новый секретарь короля граф де Бланкар на дух меня не переносит, так что во Франции меня больше никто не ждет…

— А после сегодняшней ночи мне и в Венеции не будут рады, — добавляет он с кривой ухмылкой.

— Но почему я об этом не знал?