Юлия Иванова - Дремучие двери. Том I

В общем, фильм получился наславу, хоть и не было в нём свадьбы Стрельченко-младшего во власовском клубе, куда так и не доехал Денис в тот злополучный день.

Ну а их свадьба состоялась вскоре после премьеры. Они получат по договору немыслимую по тем временам сумму и закажут зал в «Пекине». Народу будет полно — почти весь Денисов курс во главе с шефом, известные и подающие надежды актёры, приехавшая на пару недель из Европы свекровь /Градова-старшего не отпустят в связи с обострившимся международным положением/. Свекрови Яна, кажется, понравится, она скажет Денису: «Скромная девочка», и преподнесёт ей роскошное парижское свадебное платье из светлостального, под цвет Денисовых глаз, атласа — очень узкое в талии, модная тогда юбка колоколом, бледно-сиреневые цветы у выреза на груди, такие же цветы на венчике, и фата, и перчатки до локтя, всё, как ни странно, впору. Свекрови понравится играть роль феи, и Яна ей будет охотно подыгрывать — Золушка так Золушка. В душе была всё та же непривычная пустота, и она без особого труда становилась той, кого в ней хотели бы видеть. Иногда эти роли развлекали, чаще было всё равно. Она как-то сразу вписалась в этот киношный круг с его хлёсткими словечками, остротами, парадоксами, обязательным набором имён, сведений и названий фильмов. Феллини, Годар, Антониони. Новая волна, сюрреализм, Вайда, Аталанта, Параджанов, Жанна Моро /не путать с Жаном Маре/ и так далее. Дивясь своей неожиданной способности к обезьянничанью, ловко жонглируя чужим реквизитом словечек, суждений, поз и жестов, Яна в какие-то несколько дней примет окраску окружающей среды, и это, конечно же, будет игра, теперь всё в её жизни будет игрой, и то, что она не пригласит на свадьбу никого из редакции, даже Хана, будет лишь означать, что они из другой прошлой игры.

Только мама, единственная гостья из той жизни, счастливая и гордая её счастьем, будет с тревожным изумлением наблюдать, как дочь «вращается». Вскоре она переедет в Ялту ко вдовцу со смешной фамилией Лапик, с которым познакомилась во время прошлогоднего отпуска. У Лапика будет свой пятикомнатный особняк недалеко от моря, до сотни отдыхающих в сезон, и мама включится в свою новую игру под названием «Хозяйка гостиницы», она же уборщица, она же прачка; летом — беспросветная суета, зимой — тоска беспросветная, как она ей напишет. Особняк будет обвит виноградом «Изабелла», из которого получается прекрасное одноименное вино — к нему-то и пристрастится мама тоскливыми зимними вечерами…

Но это потом, а сейчас, много лет назад, она будет так же красива, и так же искать кого-то напряжённым взглядом в толпе гостей, будто ожидая, что вот-вот появится он Аркадий Синегин, приехавший из далёкой своей Австралии на свадьбу дочери-Золушки.

Бабуля подарит Яне старинную фамильную нитку розового жемчуга, и, в довершение сходства с Золушкиной историей, свекровь, шокированная её скромными белыми «лодочками», порекомендует надеть свои — серебряные, остроносые, на высоченных каблуках какой-то там суперфирмы, в которые придётся напихать ваты, чтоб не сваливались. Все кинодамы будут глазеть на эти туфли, и Яна будет бояться, что кто-либо попросит примерить их, как всегда случалось в их редакции, и тогда с этой ватой позору не оберёшься. Но никто, слава Богу, не попросит.

Игры, игры наши… Безобидно-мирные и кровавые, пустые и результативные, заполняющие мир бегающими, летающими, говорящими, развлекающими, убивающими и прочими игрушками, тешащие плоть и бередящие душу, индивидуальные, групповые и международные, спортивные, научные, дипломатические. И обязательные призы — начиная с бутылки пива и кончая крупными — место наверху, место в энциклопедии, полземли, полцарства и неизбежное банкротство в конце. Ибо в саване карманов нет. Из этого игорного дома мы выходим голыми. Да и тело превращается в прах. Часы бьют полночь, карета становится катафалком, лакеи — могильными крысами, а бальный наряд — саваном.

— Я тебе открою ещё одну тайну, — прошипел АГ. — Ибо, повторяю, на Суде всё равно тайное станет явным. Я выкрал страницу Истории из экзистенциального времени, то есть из вечности, и показал Иосифу.

— Чушь, этого не может быть! — всплеснул белыми ручками AX, — Ведь в экзистенциальном времени, как в написанной книге, всё уже произошло, состоялось, там нет ни прошлого, ни будущего, ни пространства, — всё вечно. Только у нас в вечности эту книгу написала сама жизнь, а Господь, Который вечно пребывает, Который и есть Жизнь, просто заранее знает, чем всё кончится, эта самая история человечества. Знает, что всё произойдёт соответственно Замысла и кончится хорошо, иначе Бог не был бы Благим, а думать так — кощунство…

— Хорошо кончится, да не для всех, — хихикнул АГ. — Для Творца всё известно, а для людей, которые в историческом времени, продолжается спектакль, где у актёров — свобода действия. Избежать участи «из праха в прах» — или… Лучше «или», — снова хихикнул АГ. — Ну конечно же, я не мог ни выкрасть, ни вырвать страницу истории из Книги Творца — я просто сделал ксерокс. Ксернул и показал Иосифу…

— Ладно, сын тьмы, раз уж начал — договаривай. Какую страницу?

— Хорошо, тогда, по порядку. — Ты всего достиг, Иосиф, шептал я ему, — Ты в зените славы, построил великую страну, спас и подлечил разрозненное стадо, воздвиг стены и воспитал надежную охрану… Ты — царь великой империи посреди Вампирии, которая боится тебя и жаждет проглотить… Идея любящей и дружной семьи народов в доме отца земного во имя спасения в Доме Отца Небесного — прекрасная идея… Я бы даже сказал — Русская идея, о которой многие грезили и которая так и не была осуществлена. Коммунизм в одной отдельно взятой стране, спасение в одной стране… Мы же оба прекрасно знаем, что это невозможно, это самое коллективное спасение, разве что в лоне Истинной Церкви. И не «коллективное», а «соборное», то есть для избранников, «рождённых свыше»… Не рабы и не наёмники, а сыны.

— Только не тебе судить, кто сын, а кто нет, — перебил АХ, — избранничество — это особое состояние души. Это — неукоренённость во всём, что временно, это ощущение Предназначения своего, «мира Горнего», это — «Мои овцы знают Мой голос»… это — запись в Книге Жизни, это…

— Да знаю, знаю, — поморщился АГ, — проходили. И Иосиф проходил. Но и про первородный грех, и про Иуду проходили, и про овцеволков, которые перерождались буквально на глазах, и про бытовое разложение «кристально чистых»…

Свидетельница М.Сванидзе:

«…Я сказала, что думала. Сказала, что я не верила в то, что наше государство правовое, что у нас есть справедливость, что можно где-то найти правый суд /кроме ЦК, конечно, где всегда всё правильно оценивалось/, а теперь я счастлива, что нет этого гнезда разложения морали нравов и быта. Авель несомненно, сидя на такой должности, колоссально влиял на наш быт в течение 17 лет после революции. Будучи сам развратен и сластолюбив — он смрадил всё вокруг себя — ему доставляло наслаждение сводничество, разлад семьи, обольщение девочек. Имея в своих руках все блага жизни, недостижимые для всех, в особенности в первые годы после революции, он использовал всё это для личных грязных целей, покупая женщин и девушек… Чтоб не быть слишком на виду у партии, окружал себя беспартийными /аппарат, секретарши, друзья и знакомые из театрального мира/… Контрреволюция, которая развилась в его ведомстве, явилась прямым следствием всех его поступков — стоило ему поставить интересную девочку или женщину и всё можно было около его носа разделывать».