Юлия Иванова - Дремучие двери. Том I

И воззвал Самуил к Господу, и Господь послал гром и дождь в тот день; и пришёл весь народ в большой страх от Господа и Самуила.

И сказал весь народ Самуилу: помолись о рабах твоих пред Господом, Богом твоим, чтобы не умереть нам; ибо ко всем грехам нашим мы прибавили ещё грех, когда просили себе царя. /12, 17/

И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всём, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними.

Как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня, оставляли Меня и служили иным богам: так поступают они и с тобою.

И пересказал Самуил все слова Господа народу, просящему у него царя, И сказал: вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмёт, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его.

И поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его. И дочерей ваших возьмёт, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы. И поля ваши виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмёт и отдаст слугам своим. И от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмёт десятую часть и отдаст евнухам своим и слугам своим. От мелкого скота вашего возьмёт десятую часть; и сами вы БУДЕТЕ ЕМУ РАБАМИ и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда. /8, 11–18/

— Так что лучший вид правления по Замыслу, как понял Иосиф, — прямое подчинение Богу. О чём мы просим в молитве: «Да будет воля Твоя на земле, как на Небе». Но народ грешен и боится Света, чтобы не обличились злые дела его, и потому предпочитает быть рабом у такого же грешного царявампира.

И ещё запомнил Иосиф:

«Если же вы будете делать зло, то и вы и царь ваш погибнете». /12, 25/

Богу угоден лишь царь, служащий Замыслу — умножению жатвы Господней, а не заставляющий подданных служить СЕБЕ и своим вассалам.

Свидетель Чацкий по этому поводу сказал: «Служить бы рад. Прислуживаться тошно!» — Ладно, кончай митинговать, — проворчал АГ, дымя серой. — Давай моих свидетелей, а то у тебя что-то все революционеры с нимбами…

— Погоди, я по порядку. Надо же разобраться. Свидетель В. А. Жуковский: «Реформация разрушила духовный, доселе нетронутый, авторитет самой церкви, она взбунтовала против её неподсудности демократический ум; дав проверять откровение, она поколебала веру, а с верой и всё святое».

— По этому поводу лишь одно уточнение. «Проверять откровение» — кощунство и грех великий, на этом Толстой и споткнулся. Но свидетель Бердяев вполне справедливо замечает:

«Когда церковь, как объективация и СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ, признаётся святой и социально непогрешимой, то начинается идолотворение и работворение человека».

Потому что в этом случае все грехи и несправедливости священнослужителей в сознании прихожан как бы связываются с Богом. А в «такого Бога» они перестают верить.

Свидетель Константин Леонтьев:

«Вместо христианских загробных верований и аскетизма явился земной гуманный утилитаризм, заботы о всеобщем практическом благе. Христианство же настоящее представляется уже не божественным, в одно и то же время отрадным и страшным учением, а детским лепетом, аллегорией, моральной басней, детальное истолкование которой есть экономический и моральный утилитаризм».

«Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам». /Мф. 11, 25/

Вот уж воистину, — вздохнул AX, — Кончай дымить, сын тьмы, твои пошли… Тут материалы по Первому Интернационалу.

Свидетель Маркс Карл: «Принимая во внимание, что для социалиста вся так называемая история мира означает не что другое, как творчество человека, созидание его рукой, и развитие природы для человека, он, тем, самым, обладает бесспорным доказательством того что и родился он сам из себя…»

— Круто! — захлопал в ладоши АГ, — Значит всякий, кто построил дом и посадил вокруг смородину, может считать, что сам себя родил… Замечательно. А дальше-то, дальше:

«Человек является высшим существом для человека»…

«Коммунисты не проповедуют морали…» «Вследствие мировой войны исчезнут не только реакционные классы и династии, но также и реакционные народы будут стёрты с лица земли. И это будет большой прогресс. Они навсегда будут забыты».

— Вот тебе и Замысел, — хихикнул АГ, — был народ и нету. На помойку его, реакционного!

— А реакционный — это какой?

— Да в Бога верующий, а не в «человекобога». Как свидетель Достоевский сказал в «Бесах»:

«Будет богом человек и переменится физически. И мир переменится, и дела переменятся, и мысли, и все чувства. Мир заполнит тот, кому имя человекобог». — «Богочеловек?» — переспрашивает Ставрогин. — «Человекобог, — отвечает Кириллов, — В этом разница».

— А в чём, собственно, разница? — пожал плечиками АГ.

— Как между слившейся с Океаном каплей, тоже ставшей Океаном, и каплей дождя на шляпе, которая кричит, что она океан.

Свидетель Михаил Бакунин:

«Дьявол — это сатанинский бунт против Бога, авторитета, бунт, в котором мы видим благородный зачаток всей человеческой эмансипации — революции. Социалисты узнают друг друга по словам: «во имя того, кому причинили несправедливость». Дьявол — первый вольнодумец и спаситель мира: он освобождает Адама и ставит печать человечности и свободы на его челе, сделав его непослушным».

— Ну, что скажешь. Позитив?

— Тоже печальный результат неверной социальной политики церкви плюс дремучее невежество в вопросах христианства. Так что не совсем прав товарищ Бакунин, — вдруг заговорил почему-то АХ голосом одной дамы из Госкино. — И прочие сатанисты не совсем правы. Свобода была дарована запретным древом в раю, которое насадил Сам Творец и предупредил: «Не ешь, смертию умрёшь»… Полная свобода, выбирай. А хозяин твой, Князь тьмы, просто солгал:

«Съешь, не умрёшь, но будешь, как Бог». Мол, не прыгай с десятого этажа, разобьёшься, — экий деспот! А другой, душка-либерал — «Прыгай, ты свободен, полетишь!.». Ну и всмятку.

С тех пор большинство товарищей так и понимает свободу — есть запретный плод, полагая, что он не ядовит. Ну и всмятку. И на кладбище.

— Все там будут, — вставил АГ, — Летай иль ползай. У нас стопроцентная смертность.

— Не придуривайся, сын тьмы. Я о смерти второй и вечной. Я о плевелах.

— Ладно, поправка принята. Тут ещё свидетель Михаил:

«В этой революции нам придётся разбудить дьявола в людях, чтобы возбудить самые низкие страсти. Наша миссия состоит в том, чтобы разрушать, а не строить. Страсть разрушения — это творческая страсть». — «А он, мятежный, просит бури…», «Буря бы грянула, что ли, чаша с краями полна…», «Пусть сильнее грянет буря!» Сговорились они, что ли? В затхлом болоте всеобщей духовной погибели это естественная реакция внутреннего компаса — смахнуть разом со стола всю шахматную доску, только не продолжать эту кромешную гибельную игру… Вот и Иоанна наша мечтала о землетрясении, чтоб вся эта «перестройка»…