Юлия Иванова - Дремучие двери. Том I

— Коммунизм — вера в высшее предназначение человечества и отдельного человека, в идеалы христианской этики /единение, взаимопомощь, нравственная чистота, чувство долга/. Можно сказать, что это была вера в «неведомого Бога», которого каждый исповедует по-своему, в том числе и атеисты, называя Его — справедливостью и правдой. При Иосифе не было ни свободы, ни равенства, они невозможны в принципе. Но его народ служил не Мамоне, а Антивампирии. Антивампирия же была крепостью. Всякий, укрывшийся в крепости от врага — пленник крепости. Внутри этой крепости были законы братства, семьи. Все в более-менее равной степени несли тяготы осады, в том числе и вождь. В особом положении была охрана — партийная номенклатура и часть творческой интеллигенции, но это скорее тактика Иосифа, чем принцип — он умело играл на грехах и слабостях человеческих, заставляя всех работать на Дело и время от времени проводя «чистки». И номенклатура, и творческая интеллигенция, и сам Иосиф были рабами Дела. Один полководец и одно войско, хоть и есть в нём генералы и простые солдаты, наёмники и добровольцы, и потенциальные дезертиры. Одно общее Дело и один враг — твой хозяин, АГ, в которого они не верили.

Это была попытка создания многодетной семьи, где старший брат служил младшим, где худо-бедно всё было общим, хоть и приворовывали, и старались украсть кусок пожирней, но не по Конституции, а вопреки ей, которую даже враги признавали лучшей в мире.

Иосиф разгонял волков внешних, а затем и внутренних волчьими методами, он «выл с волками по-волчьи». С помощью верного ему аппарата, то подкупленного, то запуганного, то повязанного с ним общей судьбой и кровью, — собирал по кусочкам, штопал, склеивал разорванное тело страны, спасал погибающее, рассеянное, обезумевшие стадо. Не под знаменем стяжательства, как в колониальных империях, вседозволенности, разврата или национализма, как было в Германии. Антивампирия, империя Сталина, увела, в сущности, народ от служения Мамоне — накопительству, эгоизму и себялюбию. «Положить душу за друга своя», «все за одного один за всех», «сам погибай, а товарища выручай», «хлеба горбушку и ту пополам», «умри, но не давай поцелуя без любви»… Пасти, с-пасти. Пастырь. Бич в руках Божиих, погнавший ударами и кровью вверенное ему стадо по узкой тропе спасения, где шаг влево или вправо — побег и смерть.

Евангелие — это Благая Весть, провозглашение Царства Божия на земле в сердцах людей, вступивших на путь Истины и Жизни. Оно возможно «на земле, как на Небе», иначе зачем мы молим об этом Господа в молитве «Отче наш»? Господь «кого любит, того наказует». Желая спасти кого-то и «в разум истины прийти», Небо использовало потоп, огонь, тьму Египетскую, проказу, катастрофы.

Империя Иосифа, для этой цели, пусть самая что ни на есть «тоталитарная» — не худшее средство. Куда большее зло — добровольное подчинение некогда «Святой Руси» лежащему во зле миру во главе с князем тьмы.

В ком мог найти Иосиф поддержку, опору в этой схватке с самим дьяволом? Народ его полагал, что никакого врага, кроме классового, то есть буржуев и вампиров, нет. А Иосиф…

— Да, — захихикал AT, — Уж он-то знал, что есть мы, силы злобы поднебесной, и хозяин наш. Змей наидревнейший и наихитрейший есть, который, если б Господь попустил, мог когтем перевернуть землю… И что мы, силы тьмы, бессмертны, в отличие от самого Иосифа.

Да, он рьяно взялся за дело — он боролся с нами нашими же руками, помня слова апостола Павла: «Будьте мудры, как змеи, просты, как голуби». Мы используем человеческие пороки, чтобы плодить вампиров и разрушать Замысел. Иосиф использовал пороки и нас, чтобы… Я не могу сказать «созидать Замысел», но, во всяком случае, чтобы разрушать всё, мешающее осуществлению Замысла.

«Мы не дадим им пить наши жизни», — говорил он мне, когда я упрекал его в жестокости и коварстве, — вздохнул AX. — Пусть пьют кровь друг у друга. Пусть жрут друг друга. Лишить их пищи, выбить почву из-под ног, обвести вокруг пальца… Пусть «весь мир во зле лежит» — мы — партизаны в этом мире, мы их стравим друг с другом и не дадим жить спокойно. Главное — не дать им заразить вампиризмом народ…» И ссылался на Писание:

«Но Он, зная помышления их, сказал им: всякое царство, разделившееся само в себе, падёт.

Если же и сатана разделится сам в себе, то как устоит царство его? А вы говорите, что я силою вельзевула изгоняю бесов.

Если же я перстом Божиим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие.

Кто не со Мной, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает». /Лк. 11, 17–23/

А поскольку «церковь в параличе», народ пал и обезбожился, отцов-молитвенников настоящих нет, вера ослабела, а дьявол ходит «аки лев рыкающий, ища, кого поглотити»… Поскольку света, которого боятся вампиры, взять неоткуда, остается только осиновый кол… И «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может душу и тело погубить в геенне».

— То есть вас и рабов ваших, сын тьмы…

«Он никогда не поддавался иллюзиям. Заставил даже нас, кого называл открыто империалистами, воевать против империалистов…» — это из речи Черчилля в палате лордов.

— И когда Черчилль обещал ускорить высадку союзного десанта в Германии, Иосиф «перекрестился», — прошипел АГ, — В общем, он достал меня, это «лицо кавказской национальности», имеющее наглость саму тьму заставлять работать на свет…

И я нашептал ему: — Иосиф, ладно, я всё понимаю, ты считаешь себя пастырем вроде библейского Моисея или Давида, приставленным Господином пасти и хранить овец Его. Ну хорошо, ты возвёл надёжную ограду, загнал туда овец, отстрелялся от волков внешних… Но теперь появились внутренние, в овечьих шкурах, и ты прекрасно знаешь, что, кроме святых, все люди — овцеволки или волкоовцы — что больше нравится… «Две бездны, две бездны, господа, в один и тот же момент одновременно», — как говаривал Достоевский… Ты не можешь отменить первородный грех — волки будут плодиться непрестанно, заражая стадо, у тебя не хватит сил справиться. Ты один по сути, Иосиф…

Он ответил, что оборотни становятся зверьми во тьме, что в Антивампирии будет повсюду ходить охрана с фонарями, и часы никогда не будут бить полночь… В конце концов «В чём застану, в том и судить буду». Ни один хищник не войдёт в Царствие, и если человек умрёт человеком… Он на всё знал ответы, этот семинарист, он нагородил повсюду табу, отсекающие соблазны — накопительство, вещизм, заграничные поездки, блуд, не говоря уже об извращениях, наркотиках… Как в той сказке, где от царевны прятали все иголки, потому что было предсказано, что она однажды уколется и умрёт. Железный занавес, глушилки, цензура… О, как он берег своё стадо, создавая государство, где нет тьмы и часы никогда не бьют полночь!