Татьяна Апраксина - Изыде конь рыжь...

Вспомнила - и вдруг разревелась, прямо при всех.

Потом шли домой по темным, звонким от холода улицам, где мела поземка и не горели ни фонари, ни окна. Уши стыли под платком, немел кончик носа, а между воротником шубы и губами набиралось влажное дыхание и тут же стекленело на мехе белыми перьями. Но между подкладкой и шеей облачком розовых блесток крутились духи, подарок, невесть откуда добытый Герлен в тяжелом золотом флаконе.

- Пересели ты их к себе! Пока всем кагалом не пострелялись, хотя какая экономия же!.. - буркнул Владимир в сторону и вдруг.

Дом стоял такой же пустой и темный, как остальные, но не мертвый, хоть выстыли верхние этажи еще давно. Нынче осенью топить не начали вовсе, потом и свет подавать почти перестали. Дом был живым, потому что был жилым, согретым не камином, не печью, а счастьем. Нужно было только чуть-чуть подтопить, сразу как вошли, не тратя времени.

Когда вернулись силы возиться в постели, укладываться виском на плечо, натягивать обоим на голову одеяло, чтобы тепло и душно шептаться внутри, чтобы воздух общий на двоих, переспросила:

- Володя... а ты не пошутил?

- Нет! - лязгнул челюстями над ухом, как серый волк, и не сразу ровно, страшно прибавил: - Мне за тебя спокойней будет. Я теперь стану отлучаться чаще.

Немедленно сделал вид, что спит, вскоре и Анна заснула, а поутру его уж и не было. Был - и ушел, как приснился, даже место на кровати выстыло.

За окном успело рассвести, снег летит параллельно земле, ветер, как всегда, встречный. Здесь, в граде на Неве, всегда ветер и всегда встречный, холодный и мокрый. Близко море, близко Полярный круг, Арктика дышит в спину, напоминает о себе серой, как беда, водой. В Москве вдоль берегов подсвеченных желтым и лиловым рек стояли залитые огнями дома-пароходы, длинные и светлые. В Москву пути больше нет. Надолго.

Пиджачная пара посредника была чистой и даже глаженой, но казалась старой и пыльной. А рубашка - серой. И сам он походил на бывшего бухгалтера, не хватало только нарукавников. Кто его, впрочем, знает, он мог оказаться и настоящим бухгалтером: штабс-капитан Зайцев плохо разбирался во внутренних порядках черного рынка, но ведут же мазурики какую-то отчетность?

- Милостивый государь, - церемонность посредника смешной не казалась, - я нашел людей, готовых выполнить ваш заказ. Единственная сложность в том, что весить приборы будут несколько больше, чем указано в вашей спецификации, поскольку подобрать соответствующие детали в наших обстоятельствах...

- Насколько больше?

Зайцев забеспокоился. Средства связи не должны быть ни слишком тяжелыми, ни слишком хрупкими - это опасно.

- От пятисот до восьмисот грамм, - спокойно пояснил бухгалтер. - Может быть, меньше, но согласитесь, было бы неверно с нашей стороны рисовать перед вами картину более радужную, чем следует. Это плохо сказалось бы на нашей репутации.

- Это в пределах терпимого. Теперь ваша сторона дела.

Желтый тонкий листок бумаги, угловатый и тощий серый шрифт, на месте точек - дырочки. Если провести пальцем по тыльной стороне листа, можно прощупать оттиск. Печатная машинка. Старая, механическая. Странно, что не от руки. Странно, что смогли где-то добыть запечатанную невысохшую ленту. А может, просто нашли инструкцию и сами сделали. Парочка пробоин слегка окрашена с обратной стороны, но не черным, а синим. Копирка. Один экземпляр себе, для той самой отчетности, видимо.

Это въевшаяся в кровь и кости привычка: сначала фактура, средства, оформление, помарки, пометки и подробности. Потом - содержание. Скучный пыльный человек ждал.

- У ваших поставщиков, - наконец кивнул Зайцев, - умеренный аппетит.

Горючее, аккумуляторы для тяжелых грузовиков, запчасти... господа нелегальные поставщики за свою работу запросили много. Особенно по нынешним бартерным временам. Но список несколько короче, чем Зайцев ожидал. И очень хорошо видно, что с ним не собираются торговаться.

- В столь горестный для нашего отечества час, - грустно пояснил посредник, - долг каждого гражданина - в меру своих сил и возможностей помогать нашему доблестному христолюбивому воинству. И уж, во всяком случае, не требовать с этого воинства лишнее, господин штабс-капитан.

Зайцев пожал плечами. В душе, в душе он давно уже размазал бухгалтера по крашеным в паскудный иерусалимский цвет стенам неизвестно чьего бывшего кабинета. В реальности же приходилось делать вид, что посредник не сказал ничего дурного или опасного. Сведения о том, что командир одной из стоящих под городом частей заказывает самодельные коммуникаторы - повышенная мощность, повышенная дальность, уникальные протоколы кодировки, защита, - стоят дорого. Но посредник все произнес вслух, и, значит, не собирается эти сведения продавать. Он всего лишь страхуется на тот случай, если Зайцев раздумает платить.

- Две недели - это крайний срок. Постарайтесь в него уложиться.

Две недели можно и потерпеть, и три, и шесть, и десять. А вот потом...

- Как прошла встреча, Александр Демидович?

Доктор вычислительных наук Владимир Антонович Рыжий не зовет подчиненных и уж тем более частично неподчиненных к себе в кабинет, хотя в кабинете у него царит невиданный для расчетчиков порядок, а предпочитает падать на них с небес в каком-нибудь укромном месте.

Штолле отложил паяльник, с удовольствием посмотрел на пестрые внутренности вычислительной машины - как ветеринар на удачно прооперированную корову... впрочем, кто сейчас будет оперировать больную корову?

- Не могу судить, Владимир Антонович. - Имя - из святцев, отчество - как Бог приютскому регистратору на душу положил, а фамилия - по цвету волос, тогдашнему, потом они потемнели. - Впрочем, заказчик лишними словами меня не называл, убить не пытался и даже не угрожал, только попросил сделать побыстрее. Список ваших требований унес. Так что, наверное, удачно прошла.

Заведующий кафедрой спокойно встал, отряхивая руки. Зачем директору лаборатории запчасти к грузовикам, Бог ведает. Скорее всего Владимир Антонович обменяет их на что-то важное и нужное. Меновая экономика, десятый век. И воистину же так, питерские князьки уже за данью походами на округу ходят, за продразверсткой. И встречают их там почти как Игоря Старого, за вычетом ПЗРК.

- Ну и замечательно, Александр Демидович, - улыбнулся щенок и выскочка. - Огромное вам спасибо, и простите, что отвлек. Кстати, у меня, кажется, строфа сегодня удачная получилась.

Запрокинул голову, глаза прикрыл. Сейчас начнет токовать, и нет от этой муки спасения.

- Даже в стихах больше не встретишь роз, они уступили место тоске и пургам, с адом случилась оказия, он замерз и в благовремении назвался Санкт-Петербургом...