Татьяна Апраксина - Изыде конь рыжь...

"С адом", "садом"... он вообще слушает то, что пишет? И дернула же нелегкая в тот первый раз удержаться и не сказать юному графоману все, что я думаю о его виршах. Теперь изволь внимать.

- И вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ!..

Обладатель насыщенного театрального баритона поднимался по лестнице, и полы роскошного черного пальто мели протертый красный ковер. Маленький толстячок и благообразный худой господин, курившие, как и подобает ответственным людям, не желающим губить табачным дымом воздух в служебных помещениях, на лестничном пролете, привычно вздохнули.

- Ах, Владимир Антонович, Владимир Антонович! - замахал пухлыми ручками командир Петроградского жандармского дивизиона. - Вашими бы устами да мед пить! Куда уж нам, малосильным, до тех героев Отечества, о которых поэт Лермонтов свои бессмертные строки сложить изволил! Какое уж тут всевидение да всеслышание? И на Кавказ вас выслать - никакой возможности, нет у нас сообщения с Кавказом! Да и народ - стыдно сказать, что за народ, какой уж там преданный, - генерал-майор Парфенов сжал круглые кулачки и огорченно постучал ими, издевательским блеющим тоном вытягивая "пре-е-еданный", - скверный у нас народец, скверный, подлый и предательский!

Парадно-портретный, строго-седой директор департамента полиции Петрограда поджал губы: кивок на словах "преданный народ" был сделан молодым человеком в его сторону, и теперь выходило обидно.

- Знаю, знаю!.. - театральным же драматическим шепотом, падая в неслышимую тяжесть баса профундо, изрек хулиган, и перешел на шутовской фальцет: - Знаю! Вчера средь бела дня у господина генерал-губернатора злодеи очередной продовольственный конвой отбили. Оставили сиротинушек, малых детушек, штат его, без усиленного пайка!..

- Может, Владимир Антонович, вы еще и знаете, кто были те злодеи? - без особой надежды спросил Анисимов, глядя в приятное правильное лицо с неприятной скоморошьей усмешкой - и на миг померещилось ему, что вместо мягких черт наблюдает он наплывающие друг на друга гранитные грани и плоскости, наскоро обработанные каменотесом.

- Не могу знать, Ваше Высокопревосходительство, - прищурившись, ответил шут и паяц. - Зато могу подсказать, где искать грузовики, пока их граждане горожане по кускам не растащили... а то пока их дворники заметят, пока с докладом доберутся. Проходя нынче утром по Лесной, наблюдал. Простите, господа, вынужден откланяться - господин наш генерал-губернатор очень переживать за сиротинушек изволят!..

Молодой человек прошествовал по лестнице, а вторые лица города остались стоять с потухшими самокрутками в руках.

- Он не то что знает - он же и наводит, - тоскливо кивнул вслед породистый Анисимов.

- Ошибаетесь, Леонид Андреевич, - уже без всякой умильности в голосе возразил Парфенов. Шарик головы, посаженный на кадушку торса, был покрыт отросшим светлым жестким волосом, похожим на свиную щетину, а черты лица утопали в тестообразной рыхлой плоти, но смешным жандарм отчего-то не казался, скорее, наводил легкую жуть. - Впрочем, вам, конечно, виднее - негласный надзор по вашей части...

Директор департамента полиции стерпел очередную шпильку. Все его мысли занимало другое - как успеть первым подобрать брошенную проходимцем кость, и он точно знал, что генерал-майор сейчас думает о том же.

По утрам и ближе к вечеру серые трубы наливались теплом, вода гудела в них. Хотелось подойти к ним, гладить, разговаривать. Разновидность безумия, конечно, но кто здесь не был безумцем? Неужто Петр Константинович, господин генерал-губернатор, до сих пор уверенный, что стоит продержаться еще немного, делая вид, что ты управляешь городом и областью и что твои приказания исполняются, и все станет, как раньше? Как будто в промерзлом мире после войны, желтухи, Той Зимы, и нынешней зимы, которая уже обещала тоже сделаться Той, после событий в Москве, могли сохраниться какие-то кусочки "раньше"... Не могли. Не выжили вместе с миллионами в известковых ямах, вместе с кошками и воробьями. Но пока губернатор тешил себя иллюзиями, ему по-прежнему требовался штат, телефонистки, секретари. Можно сидеть в тепле, слушать, как ходит вода в трубах, пить странный на вкус, но горячий чай. С сахаром. И к середине дня, за круговертью бумаг, мелких проблем, больших проблем, безумных административных споров, толчеи самолюбий, опозданий, неверных сведений, прорывов, попыток залатать все и вся даже получалось поверить, что еще месяц-другой - и весна...

Это в хорошие дни. В такие, как сегодня, не получалось ничего. Вчера пропал продовольственный конвой, а это не только еда, это горючее и бесценные грузовики. Тяжелогрузы, из тех, что ходят на дизеле, а не на деревяшках. Петр Константинович кричал с самого утра... но сейчас-то он терзал печень господина профессора, который и сам большой мастер что-нибудь сказать и всем вокруг настроение испортить, а до того ведь на господина генерал-майора голос повысили, а это совсем зря - губернатор в корпусе нуждается много больше, чем корпус в губернаторе.

За стеной в кабинете что-то упало, створки дверей разлетелись в стороны, кажется, сами. Владимир Антонович, целый, невредимый и даже не взъерошенный, слегка придержал левую створку, и потому двери за его спиной схлопнулись с костяным стуком, а не с грохотом. А господин директор вычислительной лаборатории тем же ровным шагом подошел к слепой стене между двумя окнами, уперся в нее ладонями, постоял так некоторое время...

- Представляете, Павел Семенович, - вздохнул, - по темпераменту я флегматик.

Секретарь представлял. В мирное время, в спокойном упорядоченном городе, когда тепло, светло и совершенно не страшно - отчего не быть флегматиком? А в нынешней ситуации и Будда Майтрейя сорвет голос, объясняя господину губернатору, что число действенных маршрутов из точки А в точку Б ограничено городской застройкой... и любые расчеты бесполезны, если в канцелярии или в жандармском корпусе есть утечка, а она там есть. Это было слышно даже сквозь дверь. Как и обещания губернатора раздавить проблему в зародыше.

Настоящий вычислительный центр в городе был, но частью вымер, частью вымерз еще в Ту Зиму, остатки подобрали тогда еще профессор Павловский с тем же доктором Рыжим, а потом они же и предложили властям вести все нужные расчеты - вплоть до оптимального расположения пунктов раздачи хлеба, в обмен на все то, что мог дать лаборатории статус ВЦ.

- Кофию не хотите ли? - поинтересовался секретарь.

- Что, господин губернатор меня внес в перечень лиц на довольствии?

- Не беспокойтесь, я найду, как ему объяснить. Табельное оружие ведь при вас?

- Не потерял еще. Давайте. Благодарю.

Не далее чем в августе доктор, к тому времени уже господин директор Рыжий, требуя подать ему кофию с лимоном и коньяком, изволил выбить стекло в приемной губернатора посредством стрельбы - объяснял тем, что накурено здесь очень. С тех пор у секретаря было надежное объяснение растрат в запасах: ему не дай - дороже выйдет.