Василий Кононюк - Параллельный переход

Пока голова зафиксирована и не дергается, опасности нет. Но если его подвесят за вывернутые назад руки, как тут любят делать, и начнут железками жечь, тут хочешь, не хочешь, дернешься, а если, не дай Бог, опухшей правой стороной, о плечо заденешь, тут бабка не надвое сказала. Тут если клиент живой останется, считай, ты был свидетелем чуда. Поэтому, потерять важный источник информации по недомыслию, раз плюнуть, а мне, человеку из светлого будущего, который без информации жить не может, этого не пережить. Наркотическая информационная зависимость. Не получу дозу, слечу с катушек.

Второй нюанс, пожилой. Не нравился он мне активно. Развил мою паранойю до невиданных размеров. Как только я поднимался, первым делом шел его осматривать, веревки все дергал, не надрезал ли клиент, так что дернешься, порвутся, или еще какую гадость не готовит. И был твердо уверен, что как возьмут его в оборот, он потерпит, сколько надо, потом расскажет правдоподобную историю, которая заведет нас в глубокую яму. И не исключено что дно будет украшено заточенными кольями. Для эстетики. А создавать себе трудности, а потом с ними героически бороться, это наш народ любил во все времена.

Пока расспрашивал Кабана, пока то да се, начало светать. Долив воды в кожух, растолкал Дмитра, и торжественно объявив ему, что главный зуб спилен, приказал никого не трогать, только за колдуном наблюдать в оба глаза, жечь костер, и варить кашу с мясом, а сам завалился на часика два – три отдохнуть. Спать, это было бы громко сказано. Щека опухла, десну дергало, но усталость брала свое. То проваливаясь куда-то, то возвращаясь, дремал, до прибытия тяжелой артиллерии. По самым оптимистичным прогнозам, подмога к нам могла прибыть только к полудню.

Пока приехали атаман с Остапом Нагныдубом, Давидом и Сулимом, мы успели с Дмитром покушать, поговорить о том, какие бывают колдуны, ведьмы, знахарки, и какие напасти они могут с людьми творить. Заодно мы сварили свежей каши с сушеным мясом и салом для прибывающих. Приедут голодные, злые, а тут каша свежая готова, глядишь, и настроение поднимется.

Усадив подорожных кушать, развязал полотно, которым была забинтована нога Дмитра и осмотрел его рану. Пока, особой красноты не было, даст Бог, пронесет без воспаления, недаром Сулим, так продувал рану вином.

– Рано смотришь, замотай обратно, на третий день после боя видно будет, что да как, – недовольно буркнул атаман, углядев мои манипуляции за спиной.

– Ты давай лучше, Богдан, сядь, вон там, перед нами, на тот стул, что вы тут сработали, и расскажи, как дело было. Сулим, уже рассказывал, теперь тебя послушаем.

Начал рассказывать свою версию прошедших событий с момента встречи троицы, до сего момента, с колдунами, с черным глазом, видениями, заколдованными зубами, откушенным языком, и нашим героическим трудом по освобождению Кабана от злобных чар.

– И вот пилю я батьку, зуб, дело уже к рассвету идет, вижу, подобрел у него глаз, уже злобой не горит, тогда спрашиваю его, будешь сказывать нашему батьке всю правду, какую знаешь, когда он приедет?

– А он, глазом здоровым заморгал, мол, буду всю правду сказывать. Тогда перестал зуб пилить, развязал ему рот, он сразу говорить хотел. Нет, говорю, сказывать будешь, как батька наш приедет. Ну, тут его и сморило, почитай всю ночь зубы ему пилили. Так и спит. Разбудить его батьку, чтоб ты ему спрос учинил?

– Да, здоров ты Богдан, байки рассказывать, только ты лучше про колдунов, девкам на сеновале балы точи, чтоб они к тебе крепче липли, там оно может тебе и сгодится, а нам твои дурницы слушать времени нету.

– Вот и ты мне батьку не веришь, и Дмитро не верил. Так давай мы этого разбудим, и ты ему спрос учинишь. Не будет говорить, значит, брехня все, что я сказывал, ну а если расскажет всю правду, тогда что вы все мне скажете?

– Ну ладно, Богдан, буди своего казака с добрым глазом, он то нам, так или иначе, все скажет, как железом каленым его приласкаем, это тебе не напильником по зубам ерзать. Но чтоб вот так сразу заговорил, тут веры у меня нет, а обещать, так, он тебе много наобещать мог, чтоб, ты его в покое оставил.

Разбудив Кабана и показав ему напильник, чтоб он окончательно проснулся, громко закричал

– Рассказывай всю правду, что мне баять хотел. Кто вас послал и зачем? -Сам ему вроде повязку на побитом правом глазе поправляю, а в ухо шиплю,

– Атамана к себе зови, ему только рассказывай, и тихо, чтоб другие не слышали.

– Кто из вас атаман? Подойди ко мне, тебе одному все скажу, а ты дальше сам решай. – Негромко заявил Кабан. Хмыкнув, Иллар не стал возражать, подошел, сел на наш стул, и повел с Кабаном беседу.

Усевшись возле костра, еще раз в подробностях описал всем свое видение, как Кабан язык себе откусывает, и какую полезную и нужную работу мы с Дмитром провели. Народ слушал, потом начались обсуждения. Старшие товарищи вспоминали случаи из боевой биографии, кто, когда, и при каких обстоятельствах себе языки отгрызали. Сошлись во мнении, что случаи такие не единичны, сами присутствующие такого не видели, но от других слышали не раз.

Беседа с Кабаном у атамана затягивалась, выслушав все, что рассказал пленный, атаман, не уставал выдумывать новые вопросы. Любопытство было свойственно атаману, не в меньшей мере чем мне. Мне аж интересно стало, о чем можно столько спрашивать человека, который уже все рассказал. Но все в этой жизни проходит, и хорошее и плохое. Встал, в конце концов, со стула и атаман. Хмурясь, вернулся он на свое место среди старших товарищей, сидел молча, помешивая палочкой угли костра, видимо сортируя информацию по грифам секретности, и решая, что поведать боевым товарищам.

Чувствуя, что нас с Дмитром сейчас отошлют подальше, и будут искать пути выхода из кризиса, в своем узком кругу, решился на довольно рискованный шаг, в надежде повлиять на будущие события. Взволновано вскочив на ноги, я громко, и срывающимся от волнения голосом, начал говорить

– Казаки, батьку атаман, дозволь слово молвить!

– Чего тебе еще, Богдан? – недовольно взглянул на меня Иллар. Поскольку команды заткнуть рот не последовало, воспользовался принципом любого правового общества, "что не запрещено, то разрешено", и уже говорил не останавливаясь, не давая никому вклиниться в поток моей мысли.

– Видение у меня было, казаки! Едем мы на трех возах, по дороге, вверх по Днепру, как будто в Киев на базар едем. В первом возе, вот этот казак, прихованый (спрятанный укр.) лежит, дорогу показывает. Во втором човен (лодка укр.) новый лежит, как на продажу, в третьем еще чего-то. Едет нас полтора десятка казаков да атаман. Как показал нам он место тайное, переправился десяток казаков на левый берег, все в халамыдах, таких, как у меня, чтоб ходить скрытно, с луками да стрелами. И стали мы на том берегу скрытно в засаде ждать. Приезжают вскоре три десятка татар, а с ними старый мурза. Осмотрелись, десяток вверх уехал, второй вниз, а третий с мурзой старым остался. Тут мы их стрелами посекли, старого, живым схватили, и обратно на свой берег переправились. И еще сказывал мне святой Илья, если не словим того мурзу, беда может с нами случиться, так что постараться нам всем надо. Какая беда от того старика может быть, того не говорил. Может, тот мурза, колдун татарский. Того мне не ведомо.