Миротвор Шварц - Всё не так

— Чьи? — задал Фидель краткий, но весьма важный вопрос своему брату.

Посмотрев в бинокль, Рауль вместо ответа лишь присвистнул.

Над каждым из кораблей развевался флаг Германского Демократического Рейха.

— Товарищ президент! — снова оторвал Фиделя от воспоминаний секретарь.

— Что такое, товарищ Эрнандес? — осведомился Кастро. — Новый посетитель?

— Да, товарищ президент, — кивнул Мигель.

Впрочем, на этот раз лицо секретаря выражало скорее радость — так что президент вполне мог надеяться на то, что новый посетитель придется по вкусу и ему тоже.

— И кто же именно? — поинтересовался Фидель.

— А он просил его имени не называть. Чтобы получился сюрприз.

— Сюрприз так сюрприз, — не стал возражать Кастро. — Зовите его сюда, товарищ Эрнандес.

Сюрприз оказался приятным — в кабинет вошел Пауль Зонненберг, высокопоставленный чиновник из германского министерства иностранных дел.

— Пауль! — радостно вскочил с места Фидель, после чего заключил старого друга в мощные объятия. — Сколько ж мы с тобой не виделись?

— Да уж года два, — ответил Пауль, высвобождаясь из объятий и усаживаясь на диван. — Все никак не получалось снова сюда выбраться, но уж на этот раз не приехать я не мог. Все же у тебя юбилей завтра, да еще какой!

— Надеюсь, у тебя есть для меня хороший подарок? — подмигнул Кастро, садясь рядом с Зонненбергом. — Скажем, три-четыре новые дивизии?

— Как будто здесь мало дивизий вермахта, — усмехнулся Пауль. — Зачем тебе еще больше?

— Ну, а как же? — более серьезным тоном сказал Фидель. — Сам понимаешь, угроза вторжения всегда налицо. Или с моря, или с воздуха, или…

— Да не будет никакого вторжения, — махнул рукой Зонненберг. — Не нужны тебе новые дивизии. Сейчас международная обстановка достаточно спокойна.

— Ничего себе спокойна! — ответил Кастро. — Олимпиаду-то, которая в будущем году намечается, янки с англичанами бойкотировать собрались!

— А как же иначе? — развел руками Пауль. — Ведь она будет в Москве, а Советский Союз натовцы не признают. Будь она во Владивостоке, мы бы тоже туда не поехали. Да и вы.

— Ну уж в Москву-то поедем непременно! — хмыкнул Фидель. — А что англосаксов там не будет, так это и к лучшему. Выиграем кучу медалей, футбольный турнир выиграем, баскетбольный тоже… Может, и в боксе чего перепадет.

— Ты всегда был неисправимым оптимистом, — усмехнулся Зонненберг. — И два года назад, и пять лет назад, и семь… Ты совсем не изменился, Фидель.

— И ты совсем не изменился, Пауль, — сказал Кастро. — С нашей самой первой встречи. Помнишь, как мы в первый раз познакомились?

— О да! Такое не забывается…

— Значит, никакой помощи не будет? — разочарованно протянул Фидель.

В ответ Пауль — так звали немца, только что высадившегося на берег — немного задумался, после чего медленно заговорил, тщательно подбирая слова:

— Это зависит от того, какой помощи вы от нас ждете. Мы приехали сюда не на военных кораблях, а на транспортных судах. У нас на борту нет ни одного солдата. Я сам представляю не вермахт, не абвер и не гестапо — моя миссия скорее дипломатическая, пусть и не вполне официальная. Иными словами, товарищ Кастро, мы не можем помочь вам победить врага. Но мы можем ваших людей… эвакуировать.

— Нет! — гордо воскликнул Че Гевара. — Лучше мы погибнем на этом пляже с оружием в руках!

— Заткнись! — не выдержал Фидель. — Какую, по-твоему, пользу наша напрасная гибель принесет делу революции? А если мы спасем армию сейчас, то это даст нам шанс одержать победу потом!

— Опять потом… — скривился Гевара, но все же заткнулся.

— А хватит ли у нас времени? — с тревогой в голосе сказал Рауль Кастро. — Сколько часов займет эвакуация?

— Я думаю, — медленно протянул Пауль, глядя по сторонам и оценивая численность остатков Повстанческой армии, — на организованную погрузку уйдет часов шесть-семь.

— А фалангисты могут начать наступление с минуты на минуту! — грустно покачал головой Рауль. — Что же делать?

— Спокойно! — твердым голосом произнес Фидель. — Я знаю, что делать. Нам нужен белый флаг!

— Как, ты собираешься сдаваться? Предатель! — выхватил револьвер Гевара.

— Че, да успокойся ты, — махнул рукой Рауль. — Фидель собирается послать к испанцам парламентера.

— Нет, — покачал головой Фидель. — Я пойду к Франко сам.

— Вот что меня сразу в тебе поразило, — сказал Пауль. — Ну какой бы еще командир сам вызвался быть парламентером?

— Янки называют это «микроменеджмент», — усмехнулся Кастро. — Я просто не мог доверить такое важное дело кому-нибудь другому. А знаешь, что меня в тебе особенно поразило? Твой безупречный испанский! Я все эти годы старательно учу немецкий, но ты уже тогда владел испанским лучше, чем я владею немецким сейчас.

— Понимаешь, Фидель, — ответил Зонненберг, — я ведь начал учить его еще в детстве. Меня, можно сказать, заразил этим языком мой отец, который ездил добровольцем в Испанию еще в тридцатых. Он и до сих пор вспоминает то время с ностальгией, когда защищать Республику от франкистов приехал народ со всего света. Тогда-то мы действительно дружили с русскими, а не то что как сейчас… Да что русские! Там ведь и американцы с англичанами были. Отец хвастается, что был знаком с самим Хемингуэем. И даже… — тут Пауль немного понизил голос, — с Оруэллом.

— Ты голос не понижай, не надо, — засмеялся Фидель. — У нас тут цензуры нет, свобода печати полная. Бояться нечего.

— Хорошо тут у вас, — вздохнул Пауль. — Недаром в Германии и прочих соцстранах вас называют Островком Свободы.

— А что, хорошее название, — хмыкнул Кастро. — Пусть и не совсем правильное…

— Он здесь, каудильо, — доложил Хуан.

Хуаном звали одного из испанцев, которые привели Фиделя в городскую управу, временно используемую фалангистами в качестве штаба. Здесь, в кабинете мэра Санта Круз дель Норте, расположился сам генерал Франко.

— Оставьте его наедине со мной, — распорядился предводитель Фаланги.

— Стало быть, вас следует называть «каудильо»? — хмыкнул Фидель, когда конвоиры вышли.

— Да, господин Кастро, — ответил Франко, — я предпочитаю, чтобы меня называли именно так. Ведь называют же «фюрером» Вальтера Ульбрихта, чьим ставленником вы безусловно являетесь.

— Я не являюсь чьим бы то ни было ставленником! — запальчиво возразил Кастро. — Я борюсь за свободу моей родины. А вот что здесь делаете вы? Вашим фалангистам давно пора на покой — они свое уже отвоевали.

— Тем не менее, — спокойно ответил генерал, — вы не можете отрицать тот факт, что в военном искусстве мои ветераны вашему… воинству нисколько не уступают. Скорее наоборот. Мы находимся на грани победы, а вы — в шаге от разгрома.