Миротвор Шварц - Всё не так

И вот минут за пятнадцать до конца нам предстояло пробить штрафной удар примерно с того же места, с которого я в конце первой игры забил гол. Естественно, штрафной доверили бить именно мне. Однако я прекрасно понимал, что на этот раз японцы отлично знают, чего от меня ожидать. Поэтому я подозвал к себе Васю, шепнул ему несколько слов — и только после этого подошел к мячу.

Раздался свисток судьи, и я нанес удар — так, во всяком случае, показалось японцам. Мяч пролетел над стенкой, после чего полетел куда-то вбок, а совсем не в ворота. Он так бы и вылетел за пределы поля в метрах десяти от штанги… если бы к нему не подскочил не замеченный никем Вася и не перенаправил его прямо в сетку. 2:2!

Этот счет обрадовал зрителей еще больше. Хотя гол забил Вася, но болельщики по-прежнему скандировали именно мою фамилию:

— Мо-ро-зов! Мо-ро-зов!

А некоторые — и мое имя:

— Са-ша! Са-ша!

Теперь общий счет как бы сравнялся, но два гола, забитые японцами во Владивостоке, все же «стоили» больше, нежели наш гол в Сеуле. А посему нам следовало забить еще один раз.

Теперь уж о контратаках сеульцы даже не думали. Мы же бросились в наступление с еще б о льшим рвением, чем раньше. Как говорят в таких случаях, гол назревал. Однако времени оставалось все меньше и меньше, а в ворота мяч никак не попадал.

Десять минут до конца… пять… три… Теперь уже о том, чтобы покинуть японскую половину поля, мяч даже и не помышлял. На нашей половине поля остался только вратарь Митя Рощин — все остальные «Гладиаторы» принимали участие в атаке.

Разумеется, нас шумно подбадривали зрители. Некоторые из них пытались скандировать название нашей команды, что было сделать не так-то легко, ибо это название состояло из пяти слогов. Поэтому многие болельщики по-прежнему выкрикивали все те же фамилию и имя, что и раньше:

— Мо-ро-зов, Мо-ро-зов! Са-ша, Са-ша!

— Саша!

Нет, это не было моральной поддержкой со стороны неизвестного мне болельщика. Это был до боли знакомый голос.

— Саша!

Я повернул голову направо. На одной из трибун — совсем рядом с корейцами и их плакатами — я увидел Катю.

В первый момент я обрадовался так, как не радовался уже давно.

Но во второй момент я вспомнил слова своей мамы.

«Как только она примет то или иное решение, так непременно тебе о нем сообщит.»

То есть решение Кати могло быть как тем, которого я ждал и жаждал — так и иным …

А еще я вспомнил английское слово « closure ». Буквально его можно перевести как «закрытие», но в романтическом контексте оно скорее означает «подведение итогов». Чуть ли не в каждой американской мыльной опере один из героев пытается незаметно улизнуть от надоевшей любимой девушки, а она тем не менее требует — нет, мол, ты мне в глаза посмотри и скажи, что не любишь. Чтоб хоть какое-то closure было. Будет closure — и я подведу себе итоги и начну жизнь сызнова.

А что, подумал я, если Катя пришла на стадион лишь для того, чтобы дать мне это ужасное closure ?

И моя радость сразу же испарилась.

— Сашка, ты что, заснул? — вернул меня к футбольной реальности крик Гоши Федорчука.

Надо сказать, вернулся к реальности я вовремя, ибо ко мне как раз подкатился мяч. До ворот еще было далековато, и я дал пас Васе. Понадеявшись на силу ног, Вася нанес дальний удар — но вратарь был начеку, и мяч ушел на угловой.

Воспользовавшись этой небольшой паузой, я снова посмотрел на трибуну — и увидел несколько странную сцену: Катя спорила о чем-то с «протестантами», зачем-то пытаясь вырвать у одного из корейцев плакат.

Но тут Петя Миронов подал угловой, и мяч попал к Васе, который отдал его мне. Я подбежал поближе к штрафной и попытался направить мяч в «девятку» — но один из японских защитников вовремя подставил голову. Снова угловой.

И снова я посмотрел на трибуну. Теперь Катя предлагала одному из корейцев деньги, а он махал в ее сторону руками — причем эти жесты явно означали не «пошла вон отсюда», а «ладно, ладно, будь по-твоему».

На этот раз угловой подал Гоша Федорчук — и мяч оказался у меня. Быстро оценив ситуацию, я ринулся в штрафную, обыграв по пути одного из японцев. Войдя же в штрафную и сумев тем самым привлечь к себе внимание вратаря и трех защитников, я отпасовал Васе, который также находился в штрафной — и притом был полностью открыт.

Но до Васи мяч не долетел. На пути мяча встала… рука.

Нет, это не была рука вратаря. Это была рука японского защитника, который совершил тем самым страшное футбольное преступление — игру рукой в своей штрафной площадке. Преступление, которое карается высшей мерой наказания — 11-метровым штрафным ударом. Пенальти.

Конечно же, японцы наперебой принялись доказывать судье, что никакого нарушения правил не произошло, и что рука японца коснулась мяча совершенно случайно — да и вообще никакой руки не было. Но судья был непреклонен — отмахнувшись от сеульцев, он указал на 11-метровую отметку. При этом он выразительно показал на секундомер и заявил, что время матча как раз истекло, и что после пенальти игра немедленно закончится.

Естественно, сомнений в том, что и это пенальти должен бить я, ни у кого из «Гладиаторов» не было.

— Ну, Сашка, давай, — хлопнул меня по плечу Вася Трифонов. — Сам понимаешь, какое дело. Забьешь — едем в Бангкок, а не забьешь — туши свет, game over …

— Да забьет он, — сказал Гоша Федорчук. — Чтоб Сашка да не забил…

— Конечно, забьет, — согласился Вася.

Я подошел к 11-метровой отметке и положил на нее мяч, после чего отошел на несколько шагов и задумался над тем, как именно следует ударить.

— Саша!

Это был голос Кати. И никакая сила на свете не помешала бы мне в очередной раз повернуть голову направо.

И я увидел в руках у Кати большой лист бумаги. Это был один из четырех корейских плакатов, повернутый другой стороной. А на этой другой стороне я прочел следуюшие слова, торопливо написанные черным фломастером:

«САША! Я УШЛА ИЗ ДОМА!

Я БУДУ ТВОЕЙ ЖЕНОЙ!»

И тут засвистел судья, призывая меня наконец пробить назначенный пенальти.

Я подошел к мячу и нанес удар.

Пролетев на десять метров выше перекладины, мяч улетел куда-то вдаль.

Но мне было уже не до него. Я бежал к трибуне. А навстречу мне вниз по ступенькам бежала Катя, отбросив в сторону уже не нужный плакат.

Вокруг раздавались всевозможные звуки. Радостные крики японцев, попавших в финал Кубка. Разочарованные вздохи и грязные проклятия зрителей. Похабная ругань в мой адрес со стороны товарищей по команде. Крик Леонида Ивановича: «…и чтоб больше я тебя, козла, никогда не видел!»

Но я ничего этого не слышал. Я бежал к Кате, чтобы обнять ее, поцеловать и нежно прижать к себе — с тем, чтобы уже никогда с ней не расставаться.