Миротвор Шварц - Всё не так

Естественно, я тут же сделал вторую попытку, снова набрав все тот же номер.

— Алло, — опять раздался голос Лизы.

— Прошу прощения, но мне все-таки необходимо поговорить с Екатериной Петровной.

— Я же вам сказала, сударь — не велено, — равнодушно произнесла горничная.

— Но вы не имеете права, — повысил я голос, — запретить нам общаться! Если Екатерина Петровна не желает со мной разговаривать, то пусть сама и скажет мне об этом!

— Подождите минуточку, сударь, — сказала Лиза.

После этого она явно закрыла трубку ладонью, ибо дальнейшие звуки до меня доносились весьма смутно. Похоже, горничная кого-то о чем-то спрашивала, а в ответ… в ответ вроде бы доносился голос Бориса Глебовича, но я не мог разобрать ни единого слова.

— Сударь, — наконец обратилась ко мне снова Лиза, — их сиятельство велят вам передать, что если вы не изволите перестать сюда звонить, то они обратятся в милицию с жалобой на ваше хулиганство.

— Это не хулиганство! — вот и все, что я успел сказать, прежде чем снова услышал в трубке длинные гудки.

Я снова рухнул на кровать. Что же это такое? Неужели мне так никогда и не удастся услышать Катин голос, увидеть Катины глаза, замереть в Катиных объятиях? А что, если ее действительно отправят до конца лета куда-то в глухую приамурскую деревушку, названия которой я даже не знаю? А если у нее не хватит душевных сил сопротивляться?

Я чувствовал, что мне становится очень плохо. Все хуже и хуже. Я не мог точно определить, что именно у меня болит, но в самом факте невыносимой боли сомневаться не приходилось. Я никогда раньше не задумывался серьезно о смысле жизни, но сейчас отчетливо сознавал его отсутствие.

И вдруг раздался телефонный звонок. Не прошло и секунды, как я прижал трубку к левому уху.

— Алло! — закричал я голосом, полным надежды.

— Сашка, привет! — развеял мою надежду тренер «Гладиаторов».

— Здравствуйте, Леонид Иванович, — сказал я упавшим голосом.

— Чего так невесел? Или забыл, что завтра уже 29-е — стало быть, ответная игра?

— Да нет, помню, — равнодушно ответил я, хотя на самом деле и впрямь успел позабыть как о футболе, так и о календарной дате.

— Тут вот какое дело, Сашка. У Лехи-то Кузнецова нога до сих пор болит, так что играть он завтра не сможет. А посему, Сашка, придется тебе его заменить в стартовом составе. Больше некому, да и заслужил ты эту честь, чего уж скрывать. Так что вот теперь морально готовься. А завтра в полтретьего чтоб был на стадионе! Не опоздаешь?

— Не опоздаю, — ответил я все тем же бесстрастным тоном, даже не поблагодарив тренера за оказанное высокое доверие.

— Ну вот и хорошо. И помни — я на тебя надеюсь. До завтра, Сашка.

Повесив трубку, я немного подумал — и снова потянулся за снотворным. В сознательном состоянии мне находиться не хотелось.

На следующее утро я рассказал обо всем маме. А что мне оставалось делать? Еще можно было рассказать папе, но он уже ушел на работу.

— Ну, что ж, Сашенька, — грустно усмехнулась мама, — по крайней мере ты не перешел в христианство.

— Мама, мне не до шуток, — ответил я укоризненным тоном.

— Я понимаю, Сашенька, — вздохнула мама, — но других способов тебя утешить у меня нет. Конечно, мне бы очень хотелось сказать, что все образуется, и что Катя не сегодня-завтра бросится тебе на шею. Но я не хочу тебя обманывать, Саша. Этого может и не произойти.

— Значит, все кончено? — сказал я, опустив голову.

— Пока еще ничего не кончено, — ответила мама. — Твоей Кате нужно сделать выбор. Возможно, пока она его еще не сделала. И я ее прекрасно понимаю — ведь этот выбор весьма непрост. Ей нужно как следует подумать.

— Да что ж тут думать? — возмущенно фыркнул я. — Ведь она говорила, что любит. Ведь она…

— Я понимаю, что она тебя любит, — сказала мама. — Но ведь она с детских лет жила в роскоши. Ей ни в чем не отказывал ее любимый дедушка. Она привыкла к такому образу жизни. Если она выберет тебя, то все это наверняка потеряет, не говоря уже о многомиллионном наследстве. А ты хочешь, чтобы она об этом даже не задумывалась.

— Но ведь я прав , — привел я новый аргумент. — А Борис Глебович неправ . Неужели Катя этого не понимает?

— Понимаешь, сынок, — вздохнула мама, — у каждого человека есть своя правда. Ты любишь Катю — и с твоей точки зрения в вашем романе нет ничего плохого. А Борис Глебович не любит евреев — и с его точки зрения любовь еврейского юноши и его внучки совершенно недопустима. Поэтому каждый из вас считает, что неправ именно другой.

— Но неужели Катя разделяет антисемитские предрассудки своего деда? Ведь это не так!

— Да ведь и у Кати, сынок, есть своя правда, — заметила мама. — Ей хочется привычного домашнего уюта, ей хочется и дальше быть любимой внучкой, ей хочется и дальше жить в роскоши. А еще ей хочется быть с тобой. До сих пор ей все это удавалось… совмещать. А сейчас придется делать выбор. Но основан этот выбор будет не на том, кто из вас с ее дедом прав, а на том, чего ей больше хочется.

— Так что же мне делать? — жалобно спросил я маму.

— Ждать, Сашенька, ждать. Насколько я могу судить, твоя Катя — девушка хорошая, так что держать в неведении она тебя не будет. Как только она примет то или иное решение, так непременно тебе о нем сообщит.

— А какое, по-твоему, решение она примет? — задал я новый вопрос.

— Саша, я не знаю, — покачала головой мама. — Чужая душа — потемки, да и знакома я с Катей не так уж давно. Будем надеяться на лучшее.

Разумеется, ответный матч «Гладиаторов» с ИКС проходил не на Олимпийском стадионе (такого у нас во Владивостоке пока нет), а всего лишь на двадцатитысячнике «Золотой Рог», расположенном рядом с одноименной бухтой.

Подъезжая к стадиону на трамвае, я, как обычно, залюбовался стоящими в бухте военными кораблями. Да, над большинством этих кораблей развевались американские флаги, что не могло не задевать национальной гордости местных жителей — но при всем при том владивостокцы не могли не понимать, что единственной альтернативой этим звездно-полосатым флагам были немецкие знамена с циркулем и рейсшиной. Иными словами, неожиданное появление в этой самой бухте кораблей под такими же знаменами почти сорок семь лет назад все же обернулось для российского Дальнего Востока если не благом, то хотя бы меньшим злом.

Впрочем, в преддверии такой важной игры как Леониду Ивановичу, так и нам — его подопечным — было совсем не до истории с политикой.

— Ну что, хлопцы? — обратился к «Гладиаторам» тренер. — Сегодня играем дома. На трибунах — тысяч пятнадцать зрителей, а то и все шестнадцать. И все они ждут от нас победы… Ничего, подождут.

— То есть как? — не выдержал капитан команды Гоша Федорчук.