Олег Шушаков - Горошина для принцессы

- Большое спасибо, - прошептала Снежана, с трудом сдерживая слезы. - Я все понимаю…

- Благодарю вас за помощь!.. - лейтенант встал, подошел к Снежане, тоже поднявшейся со стула, и взял ее за руку. - Сегодня одним негодяем в наших рядах стало меньше! Теперь он обезврежен и понесет заслуженное наказание, - чекист вздохнул. - Много еще врагов затаилось и подло вредит исподтишка нашей Родине!.. Но мы их передушим всех без исключения! - твердо сказал он. - Это я вам обещаю…

Она вернулась домой поздним вечером. Пешком. Если кто-то из соседей и удивился ее возвращению, то оставил свои мысли при себе. Снежана сварила манной каши, немного поела и легла спать.

Утро вечера мудренее…

Она спала почти до полудня, а, проснувшись, долго лежала, глядя в потолок… Этот лейтенант-капитан пообещал, что Владимира скоро освободят. А больше она ничем помочь ему не может… И не хочет.

Ничего она больше не хочет…

Что-то сломалось у нее внутри. Как у куклы наследника Тутти. Что-то очень важное. Какая-то незаменимая деталь. Маленькая серебряная шестереночка… Самая незаменимая.

Снежана встала. Накинула свой фланелевый халат и пошла на кухню. Погремела посудой. Заглянула в кастрюльку с недоеденной вчерашней кашей.

Внезапно ее затошнило так, что она еле-еле успела добежать до поганого ведра!

Ее вывернуло практически наизнанку. До самого донышка. Хотя тошнить было абсолютно нечем. Ведь она ничего не ела уже несколько дней… Кроме тарелки манной каши вчера вечером.

Отдышавшись, она попила водички, а потом решительно вывалила кашу из кастрюли в ведро. От греха. Ничем иным отравиться она не могла.

Снежана вернулась в комнату. Она поест потом, когда оклемается. Потому что сейчас есть не хотелось вовсе. Более того, ее мутило не то, что от запахов, а от одной только мысли о еде!

Она села на кровать…

Значит, не вернешься… Значит, хочешь, пока молодой, побольше девок в баб переделать… Значит, советуешь катиться на все четыре стороны…

Снежана достала из-под кровати чемодан и стала укладывать вещи.

Сначала она ничего не хотела брать. А потом подумала, что это будет выглядеть слишком нарочито. Как будто она обижена или оскорблена… А она не была обижена! И не была оскорблена! Ей было поровну!.. И, вообще, она - паскуда! Стерва, одним словом! Поэтому и вещички свои заберет, и денежками не побрезгует! Жить-то надо на что-то! Хотя бы первое время, пока она на работу устроится где-нибудь!.. Где-нибудь подальше отсюда!.. А это значит, что надо купить билет на поезд! И чего-нибудь съестного в дорогу…

Хотя, вообще-то, на еде можно и сэкономить! Потому что о ней лучше даже и не вспоминать, мелькнуло у нее в голове, пока она бежала в коридор к ведру…

Чемодан получился тяжелым… А, может, это ей только показалось из-за слабости, подумала Снежана?.. Так или иначе, пришлось укладывать его по новой. Она оставила лишь самое необходимое, а потом снова попробовала поднять и поморщилась. Все равно было тяжеловато. Снежана сняла бельевую веревку на кухне, обвязала ей чемодан и смастерила петлю, чтобы можно было тащить его, повесив через плечо.

Потом она прибралась в доме, перестелила постель и вынесла ведро на помойку.

Наведя идеальный порядок, она закрыла форточки, надела пальто, обулась и присела на чемодан перед дорогой…

Осталось только написать прощальную записку Владимиру.

»Сказал бы тебе пару ласковых, да бумаги жалко…»

Ну, и сам тогда без записки обойдешься, подумала Снежана! И не стала ничего писать… Выйдя на лестничную площадку, она заперла за собой дверь на два оборота и положила ключи под коврик.

Вот и все…

Она сделала это! Она смогла! Она решительная и сильная!.. А не комнатная собачка! Которую можно взять за шкирку и выкинуть вон! На все четыре стороны!.. Она никому не позволит так с собой обращаться! И оскорблять! Никому! Даже ему!..

В особенности, ему…

Она уедет… И как можно дальше…

Снежана шла по пустынной дороге, выставив плечо навстречу холодному, пронизывающему ветру. Рассерженные деревья недовольно качали облетевшими кронами. И облака, нахмурившись, плыли в противоположную сторону. Какая-то назойливая ворона, размахивая крыльями и каркая, то ковыляла рядом, то прыгала, путаясь у Снежаны под ногами. Но она никого не желала слушать.

Она уедет как можно дальше…

Смеркалось. Короткий ноябрьский день подходил к концу…

Никто не видел, как она ушла. Никому до нее не было дела.

За толстыми стенами домов царила предпраздничная суета. Хозяйки строгали салаты, расстилали скатерти и расставляли тарелки. А дети и мужчины отирались рядом, норовя стащить что-нибудь и получая за это по рукам. Скоро совсем стемнеет, и тогда все усядутся за стол и поднимут стаканы и кружки. Сначала за товарища Сталина, потом за двадцать первую годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции, потом за товарища Ворошилова и Сталинских соколов…

Снежана поставила чемодан и присела передохнуть. Торопиться ей было некуда… И не к кому… На всем белом свете у нее не было ни одной родной души…

Проторчав почти сутки на суматошном и неуютном вокзале, она забралась, наконец, в вагон, сунула свой баул под сиденье и вздохнула с облегчением.

И даже представить себе не могла, какие еще мытарства ожидают ее впереди!

Поезд дальнего следования «Владивосток-Москва» был тот же самый, в котором всего каких-то три месяца назад, не замечая часов и путая день с ночью, ехала на Дальний Восток глупая, счастливая Снежка…

Поезд был тот же самый… Тот, да не совсем. И дело было не в том, что теперь он назывался шиворот-навыворот «Владивосток-Москва», а не «Москва-Владивосток», как тогда. И даже не в том, что теперь она ехала не в двухместном купе в мягком вагоне, а на боковой полке в жестком. Брошенная и несчастная…

Дело было в запахах.

Ее место располагалось прямо возле туалета, ароматов которого не могли заглушить даже облака густого табачного дыма, втягиваемого в вагон из насквозь прокуренного тамбура. Но это было только полбеды…

А вот запах сала, копченой колбасы, вареных яиц и прочей снеди, на которую навалились оголодавшие пассажиры, был просто убийственным!

Когда Снежана, бледная и совершенно измученная, в очередной раз вернулась из туалета, соседка, полная пожилая женщина, посочувствовала ей:

- Терпи, девонька! Терпи, хорошая. Это ничего. Все через это проходят…

- О чем вы? - не поняла ее Снежана. - Через что проходят?

- Да, через хворь эту, - покачала участливо головой соседка. - А ты терпи, девонька, терпи. Женская доля наша такая… Уж, я то знаю, каково тебе. Сама шестерых выносила. Намаялась…

- Да, о чем вы? - удивленно распахнула глаза Снежана. - Я не понимаю ничего!