Олег Верещагин - Крылатая сотня. Сборник рассказов

…Уорэнт-офицер Кински узнал мальчишку сразу. Мгновенно, хотя тот появился из невозможности — из ночного кошмара, из взрывающейся и горящей темноты, сразу после того, как по двери застучали пули.

Кински узнал мальчишку, хотя лицо его было чёрным от гари и искажённым яростью. Узнал, потому что вспомнил эти глаза и губы — шептавшие прямо в камеру сбитого "прэдатора", данные которой он отслеживал: "Я тебя убью… Ты слышишь меня, падаль? Не прячься. Я тебя найду и убью за моего батю. Жди."

Этого не могло быть, но это было. Кински вскинул руки и с истошным воплем закрыл ими — накрест — лицо.

Димка не мог узнать оператора, он никогда его не видел. Он просто прошил его и ещё двоих очередью, а остатки магазина выпустил по аппаратуре. Потом хотел сменить магазин — но его что-то с размаху ударило сзади в поясницу. Димка взмахнул руками и упал, не выронив автомат, со ступенек. Он ударился бедром, распорол его об угол лесенки, но боли не ощутил — две пули раздробили крестец и позвоночник.

— Господи, — сказал Димка и начал менять магазин. Подбегавший офицер выстрелил в него, попав в живот и грудь. — Господи, — повторил мальчишка, передёргивая затвор. Закашлялся и срезал офицера, но удержать автомат не смог.

— Живым брать! — послышался крик по-английски. — Сдавайся, казак! — ещё один офицер, американец, крича это уже по-русски, подбежал к мальчишке и наступил на автомат. Грудь американца ходила ходуном. — Сдавайся, мы сохраним тебе жизнь!

Губы мальчишки скривились.

— Чем от бесов дожидаться наград — лучше вовсе не дожить до седин, — сказал он тихо, но отчётливо в азартное лицо, плававшее над ним. И повернулся на бок, вздрогнул и сжался…

…Когда турецкие солдаты его перевернули, то отшатнулись.

Слева в груди под ребрами торчала рукоять сильным ударом загнанного до сердца засапожного ножа.

* * *

Олег Барбашов вернулся к нам уже из госпиталя. Он выбрался к позициям чэзэбэшников почти ползком — потерял много крови и слегка тронулся головой. В госпитале его привели в себя… Почти одновременно с его возвращением, чуть раньше, нам дали машину взамен погибшего "Мстителя". Как раз Олег рассказал, что случилось и как всё было. Рассказал всё честно и, хотя никто не думал его обвинять ни в чём, стал молчаливым и замкнутым. Дениска Коломищев сделался у него пилотом, на место Дениса взяли парнишку из добровольцев, не казаков — Кольку Есенева.

Новый аппарат, конечно, назвали "Дмитрий Опришко".

Дмитрий Ляляев

ПРОЩАНИЕ

Жестокий романс.

Посвящается павшим в Афганистане и Чечне.

И их возлюбленным.

Чайки небо штурмуют крылами ребристыми,

И светило замедлило пламенный ход.

Я прощаюсь с тобою на мраморной пристани,

Отправляясь в последний крестовый поход.

О себе не скорбя, за победу лишь ратуя,

Как достойная дочь скандинавских княгинь,

Ты не плачешь, о нет! Ты холодная статуя,

Ты бесстрастнее греческих древних богинь.

Я хотел бы спросить боевого товарища,

Не в себя ль мы частим за стрелою стрелу?

Там, где ищем мы славу, находим пожарища,

Где встречаем любовь, оставляем золу.

Перерублен канат. Огневыми раскатами

Артиллерия выдаст финальный салют.

Я прощаюсь с тобой парусами распятыми,

Я надеюсь, меня не напрасно убьют.

Догорал горизонт, пожиравший флотилию,

И пронзительный стон чьи-то губы разжал.

Нет, она не рыдала, поддавшись бессилию,

Но зачем-то к груди прижимала кинжал.

Чайки в небе кружили толпой окрылённою,

Не пытаясь достигнуть арабских руин.

И студёное море, на миг изумлённое,

Потеплело от алой горячей струи.

8. Я — ОГОНЬ!

Над рассветной твоей рекой

Встанет завтра цветком огня

Мальчик бронзовый — вот такой,

Как задумала ты меня.

И за то, что последним днём

Не умели мы дорожить —

Воскреси меня завтра в нём.

Я его научу, как жить!

П. Шубин

Известие о принятом "наверху" решении о демобилизации всех, кому не исполнилось 16 лет, даже из тыловых подразделений, застало Крылатую Сотню на рокаде Трабзон-Эрзурум.

— … в двухнедельный срок! — трагическим голосом закончил сотник Колька Радько и швырнул копию приказа под ноги, после чего совершенно непохоже на себя — скорей похоже на своего младшего брата — с полминуты вполне искренне топтал и пинал несчастный листок под одобрительный гневный гул сотни.

— Они с кем воевать собираются дальше?!

— Даёшь Константинополь, казаки!

— Не подчиняться!

— А войско утвердило?! Утвердило войско?!

Мат-перемат мальчишеских и девчоночьих глоток.

— Не сдавать оружия!

— Никуда не пойдём!

— Не, надо к тёте Маше (1.) идти! Делегацию! Даёшь делегацию!..

____________________________________________________________________________________________________________________

1. М. Лагутина (см. рассказ "Земля в сапогах")

…Почти четырёхмиллионные вооружённые силы новой России в этот период — хотя никто из казачат и не знал этого и никогда этим не интересовался — включали в себя не менее 100 тысяч самых разных — от австралийцев до канадцев — иностранцев, почти 300 тысяч женщин — от снайперов до генералов — и порядка 200 тысяч этих самых, которым "не исполнилось". И не только шестнадцати, но зачастую и десяти. Сколько этого добра было в разных отрядах на Украине, в Прибалтике, Белоруссии, Казахстане — никто не считал, так как там не имелось власти, способной это пересчитать; а ведь в связи с грядущим восстановлением Союза это теперь тоже было головной болью Новгорода. Головной болью — потому что довольно сложно изъять у повоевавшего мальчишки оружие и найти аргументы, способные убедить его вернуться в мирной жизни… плюс к этому — многим просто некуда было возвращаться. Но решение было принято — его следовало выполнять. Да и назвать его неправильным было бы глупо. Никто не сосчитал, какие потери в людях понесла Россия — но что они исчисляются миллионами — сомнений не вызывало. В принципе, и войну-то решено был остановить, не залезая в дальние дали — мыть сапоги в Индийском океане никто не собирался, благо, все силы, способные как-то воздействовать на Россию, сцепились кто между собой (как Индия и мусульманский мир), кто внутри себя самих (как США или Китай)… Войну следовало "сворачивать" — а для достижения оставшихся целей (Болгарию и Югославию — сюда, остатки оккупантов — отсюда… и оттуда…) вполне хватит и взрослого состава армии. И губить под занавес войны будущее нации было бы просто преступлением…

…Правда, само "будущее" гневно митинговало по всем фронтам, не только на горячем казачьем юге. И совершенно не ценило заботы власти о себе неоценимом.

* * *

Снаружи было холодно — не меньше минус двадцати — с ветром. Полёты легкомоторной авиации в такую погоду запрещались напрямую.