Владимир Булат - Лишь бы не было войны!

обыкновенный лифт в "сталинском" доме.

"Если я, — рассуждал я далее, — прибыл сюда на лифте, то и обратный путь я могу

проделать таким же образом". Я уже спешил к знакомому дому, когда новая мысль

остановила меня. Куда торопиться? Дома меня хватятся только послезавтра, потому

что мама — в санатории в Старой Руссе, а наш телефон как на грех сломан. Не

разумнее ли повременить с возвращением, получше изучить окружающий мир, а

главное — "технику перехода" в это пространство? Но твердой уверенности, что я

войду в лифт и выйду на нужной мне станции, у меня уже не было. Способ проверки

(а именно — положить в лифт какую-нибудь вещь и нажать, не входя внутрь, на

кнопку шестого алешиного этажа: если, поднявшись на шестой этаж, я не обнаружу

этой вещи в лифте, значит, связь действует) мог быть применен только в

современных лифтах, а это был старый решетчатый, с железной дверью,

запускавшийся только при наличии внутри пассажира.

Выбирать, однако, не приходилось. Я вошёл в подозрительный лифт, закрыл за собой

решетчатую дверь и отодвинул упругие деревянные створки. Ничего не произошло, я

был все еще в мире, где 9 мая было обычным днем календаря. Тогда я осторожно

нажал на кнопку шестого этажа. Лифт тронулся, а я стал прислушиваться к своим

ощущениям. Снова никаких изменений. Едва лифт остановился, как загудела алешина

дверь, и вскоре он сам появился на лестничной площадке.

— О! Вальдемар, — воскликнул он. — А мне говорил, что поехал в библиотеку.

И верно, я сегодня собирался в библиотеку. Но как спросить его, виделись ли мы

полчаса назад? Я решил спросить в лоб:

— Ты за кого собираешься голосовать?

— А что, скоро выборы? — переспросил он.

— Да, в июне… выборы президента…

— Какого президента?.. Ты что-то путаешь, Вальдемар…

— И верно… верно… — поспешно согласился я. Значит, я не смог вернуться

обратно. Это меня и радовало, и печалило. Если Алеша узнал меня, значит, я есть

в этом мире, а это, как нетрудно догадаться, многое меняло в моем положении.

— Если ты в столь иронической форме намекаешь на выборы президента США, то они

будут не в июне, а в октябре, — продолжал он, явно задетый. — А если ты

намекаешь на мою англоманию, то я думаю, это не такой уж криминал. В "Правде"

вот пишут о недопустимости прогерманского уклона во внешней политике и

неприемлемости для советской идеологии национал-социалистического тезиса о

неравенстве рас… Что там у тебя? — сменил он тему, заметив мою ношу.

— Да вот… — купил сегодня, — я показал ему телевизор, налаженный им же час

назад (к счастью, отечественного производства, по поводу чего Алеша всего час

назад иронизировал).

— "Электроника", говоришь. Странно, никогда не встречал такой марки. Такие,

правда, выпускали в Риге лет двадцать назад.

— Это новая модель.

— Так, я сейчас спешу. В восемь я должен быть на "Техноложке". Сколько такой?

Телевизор стоил миллион ельцинских рублей или двести долларов США.

— Сто тридцать пять рублей, — закончил я расчеты. — У тебя найдется двушка?

Мы уже спускались на лифте. Я с надеждой выглянул из темного подъезда, но нет:

Россия там была советской. Алеша порылся в карманах и дал мне маленькую монетку

в две копейки.

— Я к тебе, собственно, за этим и зашел. Я ключ потерял, и теперь надо домой

дозваниваться, пока кто-то придет…

Алеша усмехнулся и предложил:

— Поехали со мной. У нас там встреча, девчонок позвали, и Серый будет.

— Рад был бы, но нет… Мне домой надо… И вот что еще… Мне стыдно

признаться, но я забыл свой телефон. У меня такое иногда бывает.

— Да что с тобой сегодня? Совсем заучился! — и Алеша назвал телефон из восьми

цифр (здесь, видимо, уже была общегосудаственная телефонная сеть). Мы вошли в

метро.

— Ну, пока, звони.

Алеша прошел через контроль, ловко показав карточку, а я направился к автомату и

после двух долгих гудков услышал в трубке собственный голос:

— Алло!

А у меня и язык отнялся, С чего начать?

— Вальдемар Тарнавский, — я как мог, изменил свой голос, — вам звонят из

университета. Мне поручено передать вам вашу работу.

На том конце провода почувствовалось замешательство:

— Какую работу? Как вы хотите?

— Где вы живете?

— Улица Героев Халхин-Гола, дом 3, квартира 14.

Такой улицы я не знал.

— А где это?

— Это Юго-Запад. Доезжаете на метро до станции "Кораблестроительный Институт", —

объяснял он, — а там направо по проспекту Стачек метров двести.

Мне ничего не оставалось, как ответить:

— Хорошо, спасибо, я скоро буду, — и повесить трубку.

Над автоматом висела металлическая карта Ленинградского имени Ленина ордена

Ленина метрополитена. Я долго, подобно дремучему провинциалу, изучал её.

Ленинград не превышал по размерам знакомый мне город, но восемь линий метро

переплелись такой невообразимой паутиной, что я далеко не сразу нашёл нужную.

Она начиналась в Невском районе, на улице Дыбенко, пересекала

Невско-Василеостровскую линию с переходом на Ломоносовскую, через две станции

("Тегеранская" и "Проспект Славы") пересекала Московско-Петроградскую линию с

переходом на "Московскую", потом пересекала Кировско-Выборгскую линию с

переходом на "Ленинский проспект" и шла вдоль Ленинского проспекта: станции

"Кораблестроительный институт" и "Улица Андропова". Поскольку Великой

Отечественной войны не было, должна отсутствовать вся связанная с нею

топонимика.

Я прошел через метрополитенный контроль, хладнокровно предъявив контролерше свою

студенческую карточку, чья стоимость равнялась стоимости "москвича". Тут мне

вспомнился чешский анекдот о человеке, который всякий раз, входя в метро,

предъявлял контролерше разные бумажки: от свидетельства о рождении до справки по

болезни, а под конец помахал просто рукой. Через пять минут я уже мчался в

переполненном вагоне метро. Приятно удивило меня отсутствие настырной рекламы. А

люди вокруг все те же, что и обычно: веселые, грустные, задумчивые, многие

читают.

Станция "Кораблестроительный институт" была украшена скудным орнаментом на

морскую тему и не имела эскалатора. Разумеется, нигде не сидели попрошайки.

Мороз на улице все крепчал, и мои глаза заслезились. Здания вокруг тоже

смахивали на сталинскую архитектуру: массивные формы, фигурные балконы, арки,

лепные карнизы, шпили. Все это строительство должно было занять много времени и

средств, но если этим людям не пришлось восстанавливать 1400 городов и поселков,

они могли позволить себе такую роскошь. А в просветах между этими дворцами

проглядывали самые убогие "хрущобы" с мусорными баками во дворах. Мой двойник