Валерио Эванджелисти - Падение в бездну

Михаэлис заговорил, взвешивая каждое слово и стараясь высказываться как можно убедительнее:

— Высокочтимые экзекуторы, что касается виновности подозреваемого в ереси, то я могу представить косвенное свидетельство. Этот человек никогда открыто не выступал против церкви. Он действительно поддерживает некоторые тезисы реформатов, но в своих сочинениях просит о созыве очередного заседания Тридентского собора и высказывает пожелание, чтобы его идеи были там обсуждены. Таким образом, он не восстает против церкви и признает ее авторитет. Это необходимо учесть.

Худолицый экзекутор согласно кивнул и обратился к старшему коллеге:

— Это абсолютно верно, и это доказывают все изученные нами документы. Заметьте к тому же, что говорил иезуит, а у реформатов нет больших врагов.

Старший пожал плечами.

— Вполне вероятно, но решающим аргументом это быть не может.

Он посмотрел на Михаэлиса.

— Падре, нас занимает не только это. Наша задача — понять, содержалась ли в сочинениях подозреваемого хула в адрес Бога. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Те из его сочинений, что я читал, не содержали выпадов ни в адрес Бога, ни в адрес Сына Божьего, ни в адрес Духа Святого. Конечно, они полны ложных утверждений и фальсификаций, но определить их как богохульство нельзя. Полагаю, что вы произвели обыск в жилище арестованного. Нашли ли вы там доказательства обвинения?

Магистрат сделал неопределенный жест.

— В техническом смысле выпадов против Божества мы не обнаружили. Мы нашли сочинения Лелио Сочини, Лонио Палеарио, Пьетро Джелидо и других лютеран. В них содержится меньше богохульных слов, чем ежедневно произносят здешние гондольеры, по крайней мере напрямую, без метафор. Однако имеется зашифрованная рукопись…

Экзекутор не закончил фразы, потому что в зал вошел посыльный в красной с золотом короткой тунике. Он подбежал к экзекутору, вручил ему сплошь покрытый печатями пакет и быстро вышел.

Магистрат вскрыл конверт и вытащил оттуда листок, который тут же пробежал глазами. Лицо его обрело выражение твердой решимости. Михаэлис это заметил и прикидывал, хороший это знак или плохой в той игре, которую он вел. Но прежде чем пытаться это выяснить, надо было ответить еще на один вопрос.

— Ваше превосходительство, вы начали говорить о рукописи. Что это за рукопись?

— Очень странная рукопись, в ней удается прочесть только название: «Arbor Mirabilis». Там полно непристойных рисунков обнаженных женщин в непонятных сосудах, а также невиданных цветов. В этом трактате, если это действительно трактат, могут содержаться богохульные суждения, например, под рисунками. Но он зашифрован, а подозреваемый, похоже, не владеет ключом к шифру.

— Это потому, что его пока не подвергли пытке, — буркнул самый молодой из магистратов. — Сразу бы и рукопись прочел.

Карнесекки, который внимательно прислушивался к диалогу, впервые запротестовал. Судя по лязганью, он был прикован к месту металлической цепью.

— Я ничего не знаю об этой книге! — крикнул он, содрогнувшись. — Она принадлежала французскому магу, так называемому пророку!

Падре Михаэлис оживился.

— Какому магу? — спросил он, стараясь скрыть интерес.

— Знаменитому, тому, что издает альманахи… Нострадамусу!

Михаэлис в душевном порыве возблагодарил Господа. Оба следа, по которым он шел, Карнесекки и Мишеля де Нотрдама, снова чудесным образом сошлись. Теперь стало ясно, что Господь направил его по верному пути. И он обязался посвятить ночь благодарственной молитве.

Теперь настал миг решающего броска, продиктованного новой уверенностью.

— Прошу вас, ваше превосходительство, — сказал он, обращаясь к старшему магистрату, — велеть увести обвиняемого. То, что я хочу сказать, не предназначено для посторонних ушей. Говорю вам это как иезуит, выступающий не только от своего имени, но от имени высшего руководства.

Свидетель, пусть и авторитетный, обращался к трибуналу неслыханным тоном. Трое магистратов снова посовещались по-венециански. Худолицый возмущался больше всех и сильно жестикулировал. Однако старшему, после колоритного увещевания, удалось утихомирить коллегу. Он жестом подозвал двух солдат, стоявших в глубине зала.

Заключенного с трудом подняли и поволокли прочь. Стало видно, что ноги его скованы цепью, и из-за этого он мог передвигаться только маленькими шажками. Он умоляюще взглянул на падре Михаэлиса.

— Вы будете меня защищать, правда?

Тот ничего не ответил, только опустил и снова поднял веки. Это можно было расценить как согласие. Карнесекки закричал:

— Я буду вам благодарен всю жизнь! Понимаете? Всю жизнь!

Стражники буквально приподняли его над землей, понуждая идти, нелепо хромая.

Старший экзекутор подождал, пока закроются портьеры в глубине зала, потом медленно сказал:

— Падре Михаэлис, мы выполнили вашу просьбу исключительно из почтения к ордену Иисуса. Надеюсь, теперь вы сообщите нам, что же вас так заинтересовало, что заставило нарушить протокол допроса.

Михаэлис почтительно склонил голову.

— Вы правы, ваше превосходительство. Я должен вам сообщить конфиденциально, что бывший епископ Пьеро Карнесекки разыскивается римской инквизицией по подозрению в тяжком преступлении. Он был сообщником гугенотов, которые пять лег назад похитили из застенков лионской инквизиции Мишеля Серве.

Экзекутор с красным лицом изумился:

— Вы имеете в виду Микеле Сервето, еретика, которого потом сжег Кальвин?

— Именно так.

— Я полагаю, вы просите препроводить подозреваемого во французскую инквизицию?

— Совершенно верно. Я берусь сам препроводить его в Лион с небольшим эскортом. Дайте мне пару людей, но только до Пьемонта, а там подключится французская стража. И конфликт между вашей компетенцией и компетенцией Совета Десяти будет разрешен. А заодно освободитесь и от неугодного заключенною, за которым стоят сильные покровители.

Красное лицо экзекутора озарилось. Он повернулся к старшему коллеге:

— Это действительно решает все! Тем более что мы не можем продолжать расследование такого запутанного и странного дела.

Глава комиссии посмотрел прямо на падре Михаэлиса.

— Идея хороша, но пришла слишком поздно.

Он показал только что полученное письмо.

— Наш дож, Лоренцо Приули, приказывает немедленно отпустить Пьеро Карнесекки на свободу. Венеция предоставляет ему надежное убежище на срок, который он сам сочтет необходимым.

Михаэлис боялся такого исхода событий с того момента, как в залу вошел гонец, одетый в цвета Венецианской республики, но протестовать даже не пытался.

— Я полагаю, вы должны повиноваться, — прошептал он.