Федор Березин - Война 2011. Против НАТО.

Шмалько поворачивается. Дымовая палитра имеется здесь еще в более плотном, концентрированном выражении. Порохового дыма столько, что подробности вершащегося процесса скорее угадываются, чем видятся. Шмалько смутно помнит, наблюдал ли он когда-либо подобную картину со столь близкой дистанции в натуре, а не видеозаписи. Возможно, действительно наблюдал. Прямо сквозь тщательнейшим образом натянутую когда-то маскировочную сеть, ныне также обратившуюся туманом, трудит тетралогию стволов ЗСУ-23. Следовательно, при хорошем осциллографе, импульсную зазубрину можно разложить на четыре. Тогда частота повторения снизится до совершенно приемлемого уровня — четырнадцать в секунду. Именно с таким интервалом каждый из стволов выталкивает в мир обтекаемый, невидимый глазу предмет, физическое существование которого можно установить по тем самым падающим деревцам. Тут вам не запутанная физика элементарных частиц и импульс, и местоположение получается определить весьма точно. В отличие от местоположения противника, кстати. Где вы, господа турки? Только что были такие бодрые и, видимо, уверенные в себе, а ныне…

Когда четырехствольная машина смерти внезапно обрывает процесс обработки свежей древесины, у Шмалько с Нелесным есть некоторое желание пойти и посмотреть, наличествуют ли среди ветвей и листьев скоропостижно оборвавшие жизненные функции крупные млекопитающие организмы доминирующего последние десять тысяч лет вида. Но времени уже нет. ЗРК «Бук» — мобильная система. Похоже, она полностью готова переместиться в какую-то другую координатную привязку.

Начальство успешно убирается прочь. В конце концов, подумаешь, арестовали командира части. Главное, что самого охранника знамени Сережу Триколича не тронули, не сняли с дежурства вообще весь караул во главе с лейтенантом или даже с дежурным по части капитаном Чаленко. Так что пронесло. Можно даже начинать радоваться жизни, ибо для казака Триколича заканчивается последняя смена у «прапора» на сегодня. Сейчас приведут сменщика, и можно будет хоть чуточку расслабиться в караулке. Мысли не успевают разогнаться по накатанному руслу. Прибывшее укро-турецкое начальство еще толпится у калиточного входа, когда что-то где-то происходит. Там за воротами стрельба. Это не какие-то отдельные случайные «пух-пух» — огонь ведется очередями. Двое не успевших выбраться вовне турок тут же пригибаются, отскакивают прочь от входа. Один из янычар экипирован на славу, второй, похоже, офицер — амуниция пожиже, а из стрелкового оружия только что-то в кобуре.

Принявший стойку вольно Сергей Триколич делает попытку обдумывать происходящее. Есть ли на это время? Турок с автоматом уже опомнился и теперь кидается обратно к забору, прямо по старательно выращиваемым дневальными цветочкам на клумбе. Кроме того, он легко и непринужденно ломает легкое штакетное ограждение газончика. Это совсем непорядочно. Рядовой Триколич неоднократно имел удовольствие быть в роли того самого дневального со шлангом и тяпкой. Ему очень обидно.

Короче, думать тут особо нечего. Турки вроде, по слухам, чинят в городе всяческие гадости. Может, они и союзники их ПВО, но напасть на них сейчас могут только местные, то есть свои, украинцы. А значит…

Казак Триколич тоже не канителится с красивым помпончатым ограждением места статичных трудов часового: эту ленточку вообще-то предусмотрительно отстегивает разводящий, или начкар, прежде чем скомандовать: «Рядовой такой-то, принять пост!» Сейчас не до этих прелестей. Снятие предохранителя, взведение механизма и переключение на автоматический огонь он производит на ходу, еще не добегая до двери. (У дежурного по части Чаленко отваливается челюсть.) Уже на крыльце Триколич приседает за по-советски щедро бетонированным ограждением ступеней, прижимает приклад к плечу и фиксирует мушку на спине оккупанта. Турок как раз размыкает кольцо гранаты и готовится преподать урок кому-то невидимому за преградой. То ли три, то ли пять пуль бросают его прямо на забор-граната успевает закатиться куда-то под спеленутое бронежилетом туловище.

Да, но во дворе же еще один турок! Офицер! Триколич поворачивает всю свою механику — ступни, колени, торс, голову, руки, «Калашников», зрачки… Все это до жути ДОЛГО: он слишком оброс хозяйством. Краем глаза видит, что забытый агрессор уже наставляет в его сторону то самое, когда-то скрытое кобурой… Надо же, даже не пистолет! Что-то посерьезнее, какой-то «Узи» или «хрен его знает»… Выстрелы колотят над самым ухом. Что-то обжигающее, быстрое, хлещет щеку. Гильза! Всего лишь гильза? Одна из нескольких. Прямо над ним дежурный по части — пан капитан Чаленко — разряжает куда-то в ближнее пространство свой ТТ.

Поучительная детская history о голодоморе выглядит примерно так Жил-был на свете народ-плясун, народ-весельчак. И так он любил плясать и веселиться, что остальные, не столь продвинутые народы мира дивились и завидовали. А может, их раздражал скрип половиц и широт-меридианов под девичьими сапожками, да только ничего для прекращения той пляски они сотворить не могли, ибо помимо всего были у местных парубков шаровары, а также добрые, откормленные хлебом-солью кони и острые казацкие сабли. В конце концов, если какой-то злобный народ уж слишком надоедал, парубки снаряжали выдолбленные из самых лучших в мире деревьев корабли и шли походом по морям усмирять нерадивых, бывало, добирались даже до Греции. Однако хуже всех народов-недоделков был, конечно, странный и страшно диковатый северный народ. Благородный народ-плясун поначалу жалел северных грязнуль, даже научил их строить избы, ковать железо, ориентироваться по звездам и хоть изредка делать постирушки. Но подлый северный народ, до той поры живущий в пещерах и на деревьях с медведями, затаил на народа-плясуна жестокую обиду, проистекающую из собственной незначительности.

Время от времени живущий в снежных заносах народ-выродок делал военные вылазки. Он хотел отобрать у шароварного, хлеб-сольного народа-плясуна теплые земли и теплые моря да и унести в свои ледовитые пустоши. Обычно добры хлопцы запросто отгоняли нечесаных прочь в их берлоги, а иногда им в этом помогал другой народ-друг, тоже очень добрый и своеобразный, по прозвищу татарва. Вместе, взявшись за руки, два народа-брата выпроваживали нехороших северян и снова спокойно занимались своими повседневными делами. Народ татарва растил виноград, а народ-плясун ткал «рушныкы». И так те «рушныкы» ценились в мире, что даже заморские народы заказывали их большими партиями и вывозили всюду, даже в Новый Свет.