Кеннет Макси - Вторжение, которого не было

В свое время я занимался автобиографией фельдмаршала Альберта Кессельринга. Я сделал следующий вывод: если бы ему удалось осуществить вторжение в июле (сразу после Дюнкерка), то могла везникнуть чрезвычайно интересная ситуация. Неудивительно, что английская разведка считала [28] 25 этот момент самым опасным [29] Английская разведка вовсе не “считала этот момент самым опасным”. Как будет показано во втором томе, немцы не могли осуществить вторжение в июле 1940 года. Не могли даже и в августе. Тому есть множество причин, из которых пока приведем лишь одну: перебазирование Второго воздушного флота А.Кессельринга из района Мюнстера на побережье требовало, по меньшей мере, шести недель. . Когда же в июле и августе ничего не случилось, в правительственных кругах вздохнули с явным облегчением. Интересно, какой оказалась бы судьба человечества, если бы Адольф Гитлер не отказался от июльского вторжения? Вот здесь-то мне и пришла мысль написать историю вымышленной кампании. Конечно, я старался использовать реальные источники и минимум фантазии.

Следующие организации и люди оказали мне огромную помощь при сборе материала: Государственный архив, Дуврская Справочная библиотека, справочная библиотека Фолкстоуна, Архив графства Кент, Мейдстоунский музей, Группа оборонных исследований (Кент), Библиотека Уайтхолла, министерство гидрографии, министерство обороны, Имперский Военный музей, Бундесархив (Германия), университет Дьюка, Национальный архив и Архивная служба (США), а также контр-адмирал Т.У. Уэст, генерал-майор Х.М. Лиардет, бригадный генерал А.Дж. Трайхолл, капитан-лейтенант Х.М. Мэй, сэр Освальд Мосли, Рональд Льюин, Дэвид Браун, Р.С. Хамфрис, доктор Д.Робинсон, Ян Хогг, Гюнтер Шумекерс. Контр-адмирал Т.У. Уэст, капитан-лейтенант Х.М. Мэй и подполковник У.Ф. Вудхаус любезно ознакомились с моим черновиком и высказали свои замечания, а миссис М.Дунн отпечатала мою рукопись. Я чрезвычайно благодарен всем этим людям за помощь и поддержку. [30] 26

Воспоминания фельдфебеля Рудольфа Пабста могут служить лучшей иллюстрацией так называемой первой стадии вторжения в Англию. Он был членом экипажа разведывательного Do.17P [31] Тактико-технические характеристики всех упоминающихся в тексте К.Макси самолетов даны в Приложении 1. .

В день Вторжения самолет поднялся в воздух перед рассветом. Целью полета было сфотографировать дороги и аэродромы в секторе юго-восточнее Лондона. Когда рассвело, разведчики пересекли линию побережья около Рамсгейта на высоте 3500 м. Летчики надеялись укрыться от английских истребителей за редкими облаками. За прошедшие недели пилоты “Люфтваффе” уже имели несчастье сталкиваться с английскими перехватчиками. Немецкие самолеты-разведчики ужасно боялись “харрикейнов” и “спитфайров”, так как несли из-за них большие потери. Конечно, когда две недели назад началось наступление в воздухе, ситуация несколько улучшилась, но, тем не менее, по-прежнему следовало опасаться неожиданного появления вражеского самолета. [32] 27

Разведчик делал снимки над Кентербери, пользуясь просветами между облаками. Пабст чувствовал возрастающую уверенность, что их миссия завершится благополучно. Они сделали снимки над Мейдстоуном и направились к Вест-Моллингу и аэродромам Кинли и Биггинхилл. Члены экипажа обратили внимание, что внизу кое-что изменилось за последние пару дней. Казалось, все низкие места заполнены дымом.

Над Биггинхиллом кормовой стрелок с тревогой сообщил, что сверху к ним приближаются вражеские самолеты. Действительно, три истребителя выстраивались для атаки.

Немцы попытались затеряться в облаках, но английские самолеты (это оказались “харрикейны”) рванули наперерез. На расстоянии выстрела разведчику удалось скрыться, вильнув в сторону и взяв курс на юг. Наконец, самолет выбрался из зоны облаков на высоте 1200 метров над Ист-Гринстедом. Пабст вспоминает:

“Наш пилот решил воспользоваться предыдущим опытом и направился на свою территорию, почти касаясь деревьев. Он пересек береговую линию западнее Фолкстоуна. Я сидел впереди, откуда был хороший обзор территории, над которой мы пролетали на большой скорости. Внизу мелькали фермы, леса и деревни. Мы обходили города, чтобы избежать зениток и аэродромов. Я обратил внимание на оживленное движение даже на проселочных дорогах: колонны автомобилей, грузовиков и телег, люди, смотрящие вверх или прыгающие в придорожные канавы. Это были гражданские беженцы — картина, знакомая нам по Бельгии и Франции. Военного транспорта видно не было.

Ближе к побережью все чаще встречались знаки войны. Кое-где горели дома. Пару раз нас пытались сбить. Кормовой стрелок непрерывно предупреждал о приближении вражеских самолетов. Хотя, мне теперь кажется, некоторые из них в действительности принадлежали “Люфтваффе”. Неожиданно для себя мы обогнали звено Ju.52, тяжело идущих в сторону моря в районе Хайта. В ту минуту меня осенило, что мы находимся в центре вторжения. Слева, где разыгралось сражение, поднимался столб дыма и пыли. Он постепенно расползался между линией прилива и скалами. Перед нами до самой Франции через Ла-Манш тянулись корабли, суда и конвои.

Это была впечатляющая картина. Если можно почувствовать исторический момент, то мы его почувствовали. Конечно, нам [33] 28 следовало немедленно направиться домой с отчетом о проделанной работе, но, повинуясь безотчетному импульсу, мы повернули влево и полетели вдоль побережья. Невозможно было оторвать взгляд от надвигающейся армады. Первые армейские подразделения уже высаживались на берег, чтобы соединиться там с воздушно-десантными войсками. Мы летели, почти касаясь волн. Кое-кто поднимал вверх головы, но большинство солдат были слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание. Суда все прибывали, некоторые из них были охвачены пламенем. Ближе к Лувру мы заметили вспышки выстрелов. Повернув к Дюнкерку, мы видели залпы орудий военных кораблей. В скалах Кале била тяжелая артиллерия. Казалось, что около Дувра идет морское сражение. Лежала тяжелая дымовая завеса, суда были беспорядочно разбросаны по акватории, не осталось и признаков построения. В тот момент нас одолевали противоречивые чувства. Во-первых, ощущение безопасности — ведь вокруг были наши орудия и бомбардировщики. Во-вторых, страх, многие и, надо думать, искусные стрелки на судах открывали огонь по нашему самолету — так или иначе по дороге через Ла-Манш нам досталось. Но, во всяком случае, это были переживания, не лишенные спортивного азарта”.

Пабст вспоминает прошлое и описывает свои чувства, связанные с “памятным и историческим моментом”: “Конечно, я был взволнован общей картиной боя и не слишком вникал в страдания сражающихся там внизу. Лишь со временем до меня, да и до других немцев дошло, какие испытания выпали на долю этих людей. Мой кузен был убит при наступлении парашютно-десантных войск, мой брат Вернер тяжело ранен при чудовищном избиении у подножья скал во время высадки. Конечно, все это глубоко личное. Таковы дороги войны. Я с грустью осознал тогда, что Вернер пострадал не на поле боя, а на море, едва ступив на берег. Тем летом он впервые в жизни увидел море. И все-таки я не могу не восхищаться многочисленными победами этого судьбоносного дня”.