Рудольф Баландин - «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя

Так, обращаясь к посланцу Гитлера, заговорившему о том, что Германия и Россия не должны обращать внимание на взаимные действия против третьих стран, Сталин отрезал: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР Мы не забываем, что вашей конечной целью является нападение на нас».

Сталин говорил столь откровенно, казалось бы, пренебрегая принципами дипломатии, предполагающими не выдавать своего подлинного отношения к происходящему, дезориентировать своего противника. А Гитлер, что странно, верил слову Сталина и почти не сомневался, что тот не нарушит пакт о ненападении. Очень желая заключить такой договор для гарантии нейтралитета СССР во время намечавшегося на ближайшее время нападения Германии на Польшу, фюрер опасался лишь провала миссии Риббентропа. Он написал Муссолини 25 августа, что «понятия не имел о возможной продолжительности переговоров с СССР и какой-либо гарантии их успеха».

Всего лишь через 13 часов после прибытия Риббентропа, в два часа ночи, был подписан Пакт о ненападении.

Гитлера должно было бы насторожить столь быстрое согласие советского руководителя заключить пакт, дающий возможность распространять германскую агрессию как на Восток (захват Польши), так и на Запад. Сталин, словно усыпляя бдительность фюрера и заверяя его в своем уважении, по окончании переговоров предложил тост:

— Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего вождя, поэтому я хотел бы выпить за его здоровье.

Как позже вспоминал Г. Хильгер: «Тон его разговоров о Гитлере и манера, с которой он провозглашал тост за него, позволяли сделать заключение, что некоторые черты и действия Гитлера, безусловно, производили на него впечатление… Это восхищение было, по-видимому, взаимным, с той только разницей, что Гитлер не переставал восхищаться Сталиным до последнего момента, в то время как отношение Сталина к Гитлеру после нападения на Советский Союз перешло сначала в жгучую ненависть, а затем в презрение».

Насчет восхищения Сталина Гитлером — чересчур сильно сказано. Тост за здоровье фюрера, произнесенный спокойно и неожиданно, произвел сильное впечатление на немцев, что, по-видимому, и требовалось советскому руководителю. Прощаясь с Риббентропом, он сказал:

— Советское правительство очень серьезно относится к новому договору. Я могу дать мое честное слово, что Советский Союз не обманет своего партнера.

Гитлер был в восторге от своей удавшейся, как он полагал, крупной дипломатической хитрости: усыпив бдительность опасного восточного соседа, он получал возможность подчинить себе Западную Европу, после чего с новыми силами двинуться на Россию. В своем кабинете он радостно кричал:

— Теперь весь мир в моем кармане! Теперь Европа принадлежит мне!

А уже 28 августа Р. Гесс на совещании в имперской канцелярии дал указание разъяснять членам нацистской партии, что договор — временная мера, не меняющая враждебного отношения Германии к Советскому Союзу.

Понимал ли Сталин это важное обстоятельство? Безусловно. Ведь он отверг предложение Риббентропа ввести в официальное коммюнике о переговорах утверждение о «вновь обретенной германо-советской дружбе». По словам Сталина: «Годами мы выливали друг на друга целые ведра помоев, а теперь мы сразу хотим, чтобы наши народы поверили, что все предано забвению и прощению. Так скоро не бывает».

Сталин не желал обманывать свой народ, и с немецким руководством он не хитрил. Ему надо было решить две стратегически важные задачи: обеспечить своей стране мир на год или два, а также отодвинуть границу СССР как можно дальше на запад. И то, и другое ему удалось. Оставалось только спешно, с полным напряжением сил готовиться к неизбежной войне. Так он и сделал.

…Честная дипломатия была одинаково чужда и Берлину, и Лондону, и Парижу. А в начале войны потерпели дипломатическое поражение руководители Англии и Франции, а затем пришел черед и Германии. По справедливому мнению известного американского историка У. Ширера: «Одно было очевидно всем: англо-французская дипломатия полностью обанкротилась. Шаг за шагом западные дипломатии отступали перед Гитлером. С Советским Союзом на их стороне они все еще могли убедить германского диктатора не начинать войну или, если бы это не удалось, сравнительно быстро победить его в вооруженной схватке. Но они позволили этой последней возможности ускользнуть из рук».

Вспомним, как вели себя крупные английские политики незадолго до вторжения немцев в СССР. Перелет Рудольфа Гесса в Англию 10 мая 1941 года не был, конечно, спонтанным. Ведь речь шла о третьем лице в нацистской партии, близком друге Гитлера. Они провели 9 месяцев в одной тюремной камере после «пивного путча», и здесь будущий фюрер диктовал ему свой основополагающий труд «Моя борьба» («Майн кампф»).

За пять дней до перелета Гесс имел долгую беседу с Гитлером. О чем они говорили, неизвестно, однако прощались, по свидетельству телохранителя, трагично. Перед отлетом Гесса Альфред Розенберг передал ему дополнительные директивы фюрера (которому вскоре доложил о выполнении задания).

Таков был оригинальный, пожалуй, еще небывалый в истории дипломатический ход Гитлера: послать в страну, находящуюся в состоянии войны с Германией, своего ближайшего соратника с тайной миссией. Гесс был известным антикоммунистом; его появление в Англии ясно показывало, каким было задание: договориться с руководством Англии о совместных действиях против СССР или как минимум о нейтралитете этой страны.

Пожалуй, Гитлер совершил крупный просчет, направив в ночь с 10 на 11 мая тысячу немецких самолетов для бомбардировки английских городов. Он хотел продемонстрировать свою силу и с этих позиций провести тайный сговор с британским правительством. Однако и тут сила не смогла восторжествовать над правдой, которая была на стороне английского народа, защищавшего свою родину. Патриотический подъем был слишком велик, а дух сопротивления не сломлен.

С Гессом три дня вел тайные переговоры опытный дипломат Айвор Киркпатрик. Позже он писал, что Гесс убеждал его в неотвратимости полного поражения Англии в войне с Германией. Ссылаясь на поручение фюрера, он уверял, что в случае заключения мирного соглашения с Германией Англии будет гарантирована гегемония в ее заморских территориях, а во владении Третьего Рейха останется вся континентальная Европа. На морях и океанах будет господствовать британский флот, а на суше — немецкая армия. Американцы останутся в изоляции.

В начале июня к тайным переговорам с Гессом (о которых было известно Сталину) подключился член кабинета Черчилля лорд-канцлер Джон Саймон (под псевдонимом «доктор Гатри»). Значит, британские правящие круги придавали большое значение миссии Гесса. Саймон поинтересовался, включает ли понятие «континентальная Европа», входящая в сферу интересов Германии, какую-либо часть Советского Союза? Гесс ответил утвердительно, уточнив, что речь не идет об азиатской части страны.