Андрей Бондаренко - Северная война

— Надо поторапливаться! — непреклонно объявила Санька. — Чтобы Петра Алексеевича застать на Москве, а то он в июне месяце (сам шепнул мне на ушко — по большому секрету!) собирается отъехать к морю Балтийскому…

Егор же остался в Пскове еще на полторы недели: стояли последние майские деньки, и выдвигаться к истокам реки Наровы, куда должен был прибыть во второй декаде июня месяца Екатерининский полк — под командой полковника Никиты Смирнова, было еще откровенно рановато.

Он усердно полазил-попрыгал по крепостным бастионам и рвам, вволю пострелял из оборонительных мортир, целые сутки провел на борту новенького яла «Франц Лефорт», бороздящего спокойные серые воды Псковского озера, после чего прочно засел в библиотеке старенького и ветхого монастыря — изучать разные интересные карты и документы прошедших лет.

В библиотеке (книгохранилище — как называли это помещение сами монахи) и застал Егора его давний московский знакомец Андрей Матвеев, сын того самого Артамона Матвеева, безжалостно убитого стрельцами во времена кровавого бунта 1676 года.

— Андрюха, бродяга! Каким ветром тебя занесло сюда? — Егор радостно хлопал приятеля по плечам. — Тебя же Петр Алексеевич, года два назад, отправил в Европы! В Бельгию, кажется, если не ошибаюсь, учиться пушечным и пороховым делам…

— Все точно! — широко улыбнулся Матвеев — плотный и кряжистый мужчина средних лет, с усами подковой а-ля князь-кесарь Ромодановский. — Ну и память у тебя, Александр Данилович! Все, отучился я за границей иноземной, скучной, от тоски звериной — по нашей России-матушке — чуть умом не двинулся… Слава богу, вот возвращаюсь! Причем и не с пустыми руками. В бельгийском городке Льеже — по поручению высокородного князя-кесаря Федора Юрьевича, но на деньги польские — закупил я двадцать пять тысяч новейших тамошних ружей, тридцать пять скорострельных пушек, восемь ломовых единорогов, двести пятьдесят сильных подзорных труб, семьсот страусовых перьев — для офицерских шляп…

— Да, страусовые перья — это страшная сила! — весело похмыкал Егор, после чего заинтересованно спросил: — Андрей, а что сейчас говорят в Европе о нашей войне со Швецией? Довольны, чай, мерзавцы тонконогие?

— Это — как посмотреть, господин генерал-майор! — криво улыбнулся Матвеев. — С одной стороны, все довольны, что Петр Алексеевич объявил шведскому королю войну. Поют нескончаемые дифирамбы — за славную викторию под Дерптом… А с другой стороны, дипломаты европейские очень сильно разочарованы Карлусом Двенадцатым. Вернее, тем, что он совсем и не рвется — серьезно сразиться с Россией…

— Ну и ничего нового! — скучающе и лениво зевнул Егор. — Все эти хитрые поляки да немцы спят и видят, как Россия сойдется со Швецией в кровавой и беспощадной схватке. И все только для того, чтобы потом решительно добить выигравшего, но ослабевшего бойца — подлым ударом в спину…

— Может, тогда, Александр Данилович, и нам не стоит торопиться? Война объявлена, а активных действий-то и нет… Так, только видимость одна. Почему бы и нет? Они все там хитрые из себя, да и мы — не лыком шиты…

Егор непонимающе поморщился:

— Трудный вопрос, Андрюшка! Стоит ли торопить Историю? Или, наоборот, ее, особу хитроумную, тормозить надобно? Если бы я знал ответ, если бы знал…

Ясным июньским утром ял «Франц Лефорт», на борту которого — кроме штатной водоплавающей команды — находился Егор с десятком своих подчиненных, медленно отчалил от новехонького псковского мола. Задуманная операция была достаточно бесшабашной и рискованной: планировалось за световой день подойти к узкому проливу между Псковским и Чудским озером, ночью незаметно — для шведских наблюдательных постов и судов эскадры командора Лешерта — преодолеть пролив и уйти строго на восток, спрятавшись в узком заливе. Там Егор — со своим невеликим отрядом — должен был высадиться на прочный озерный берег и двинуться строго на север, к городу Гдову, а ял, дождавшись следующей темной ночи, вернуться по проливу обратно — в Псковское озеро. Необходимость в таком хитром действе была обусловлена тем, что между Псковским и Чудским озером (восточнее пролива) располагались совершенно непроходимые и топкие (особенно — после недавнего весеннего паводка), знаменитые псковские болота. Обходить эти трясины с востока — означало одно: делать неслабый крюк в лишние сто — сто двадцать верст…

Ночь выдалась тихой и безветренной.

— Все пушки снять с креплений и осторожно переместить в сторону! — тихо скомандовал Емеля Тихий — капитан парусно-гребного яла. — Весла закрепить! Весла — на воду! Пошли, ребята…

«Франц Лефорт» медленно, ориентируясь сугубо на звезды, двинулся на север…

Пролив прошли на самом рассвете.

— Здравствуй, Чудь-озеро великое! — уважительно поздоровался с водоемом капитан Тихий и радостно известил Егора: — Западный ветер принимается, господин генерал-майор! Сейчас поднимем паруса и уйдем на восток, спрячемся за дальний мыс! Делов-то — на рыбью ногу, а вы сомневались…

Убрали почти все весла, щедро подняли светло-бежевые, неказистые паруса, но спрятаться за мысом уже не получилось, сглазил Емеля: на севере неожиданно и угрожающе замаячили силуэты вражеских кораблей.

— Один, два, три… пять… девять… двенадцать! — вслух считал Тихий, не отрываясь от окуляра подзорной трубы. — Вся эскадра Лешерта пожаловала, в полном составе! Как же так, Александр Данилович? Ведь известно, что сей командор всегда на ночевку останавливается у берега. Что он тут делал — на раннем рассвете? Нас ждал? Тогда — откуда узнал? А, Александр Данилович? Ничего не понимаю…

— Видимо — судьба! — невозмутимо ответил Егор и спокойно уточнил: — А если попробовать — уйти проливом обратно, в Псковское озеро?

— Ничего не получится! — горестно и безнадежно махнул рукой Емельян. — Западный ветер больно уж окреп, несет нас прямо на берег. Надо отдавать якоря, чтобы не налететь на прибрежные скалы, а нельзя: швед тут же заберет в злой полон…

После тридцатисекундного раздумья Егор скомандовал:

— Капитан, прикажи поднять все паруса, курс — прямо по ветру, строго на восток! Когда нас выбросит на берег, то поджигаем ял и уходим! Пушки ядра и все тяжелое — немедленно за борт! Выполнять!

«Франц Лефорт» сел на прибрежную мель очень даже удачно: всего в двенадцати — пятнадцати метрах от желто-коричневого крутого обрыва, почти не накренясь относительно горизонтальной плоскости. Команда и пассажиры, захватив с собой огнестрельное и холодное оружие, а также теплую одежду и небольшие запасы продовольствия, послушно покинули борт судна и, погрузившись по пояс в прохладную озерную воду, хмуро побрели к берегу.