Андрей Бондаренко - Северная война

Неожиданно на противоположном речном берегу послышался громкий и утробный рык, в ответ ему раздался другой — не менее дикий и яростный.

— Что это такое? — вскочил Егор на ноги, выхватывая из-за пояса пистолет.

— Ерунда, господин генерал-майор! — заверил его Фролка Иванов — бывший денщик Якова Брюса, так и прижившийся в охранной Службе после тех памятных ноябрьских событий. — Просто тутошние медведи делят свои угодья.

Рык тем временем превратился в настоящий разноголосый рев. Создавалось устойчивое впечатление, что в этом дружном хоре принимало участие не менее шести-семи крупных медвежьих особей.

— Чего они не поделили-то? — поинтересовался Егор в редкий период тишины, недоверчиво и опасливо посматривая в сторону неожиданной «концертной площадки».

Фролка, усердно кроша в котелок с кипятком куски чаги — чайного гриба, срубленного с ближайшей толстой березы, охотно пояснил:

— Я же, господин генерал-майор, сам псковский, мне это и не внове… Медведей в этих краях — просто ужас сколько! Особенно — чуть севернее Гдова. Это место, где речка Нарова вытекает из Чудского озера, так и прозывается в народе — «медвежий угол»… Поэтому мишки всегда очень тщательно делят между собой все угодья, а всех нарушителей — прогоняют беспощадно. А сейчас-то — что получилось? Был большущий шум — от нашей недавней жаркой схватки с эскадрой командора Лешерта. Потом и вовсе — сильный взрыв… Вот тамошние медведи сильно испугались и от того испуга снялись со своих насиженных мест, решили уйти на другой берег Наровы. А здесь их никто и не ждал. Тут же набежали местные мишки, чтобы решительно прогнать всех пришлых и незваных. Оно и началось…

Рев-рык возобновился с новой силой, послышался громкий всплеск — от падения грузного и тяжелого тела в речную воду, за ним — второй.

— Эге, ишь ты! — забеспокоился Фролка, доставая из костра ярко горящую сухую сосновую жердь. — Придется, на всякий случай, сходить на берег. Иначе к нам могут пожаловать очень недобрые и опасные гости…

Кроме Егора и Фролки на речную каменистую косу выбрались и все остальные члены отряда: все равно спать под эту медвежью какофонию было совершенно невозможно. У кого-то в руках было ружье, у кого-то — пистолет.

— Вона, плывут, бедолаги! — указал Фролка своим импровизированным факелом на темно-серую поверхность реки. — Правее того белого камня…

Егор навел подзорную трубу на указанное место: две крупные черные медвежьи головы мелькали в неспокойных волнах Наровы, то появляясь, то опять исчезая из виду.

Он перевел свой оптический прибор на противоположный речной берег: там обнаружилось сразу пять матерых светло-бурых медведей (или — медведиц?), которые, угрожающе порыкивая, напряженно наблюдали за уплывающими сородичами.

— Братцы, давайте пальнем дружно — в сторону тех пловцов! — предложил Фролка. — Чтобы они, случаем, не выбрались на берег рядом с нашим лагерем.

Над рекой вразнобой зазвучали ружейные и пистолетные выстрелы, Егор увидел, как черноголовые мишки испуганно отвернули от берега, где располагался лагерь отряда, и сноровисто поплыли вниз по течению реки, а их светло-бурые собратья покинули противоположный обрывистый берег, торопливо разбредясь в разные стороны…

Через сорок часов, переночевав еще раз у глубокого речного омута, из которого удалось выловить парочку вполне приличных налимов, Егор и его подчиненные вышли к первым русским постам, охраняющим брод через Нарову. На севере все было затянуто густым черным дымом, а войска, вытянувшись узкой цепочкой, торопливо перебирались обратно на русский берег, перетаскивали полевые мортиры и гаубицы, установленные на деревянных, качественно сколоченных плотах.

— Что происходит? Почему отступаем? — строго спросил Егор у черноусого драгунского поручика, командовавшего сторожевым постом. — Ведь этот дым — стоит над Нарвской крепостью?

— Нарва-то второй день уже горит, да свейский воинский корпус на подходе, господин генерал-майор! — браво доложил поручик. — Сам генерал Шлиппенбах ведет шведов! Зело он злобен — за свою мартовскую конфузию под Дерптом… Государь приказал армейским частям незамедлительно отойти на правый берег Наровы. Наладить надежную охрану всех ближних бродов и переправ, полевую артиллерию установить — в специальных земельных укрытиях, которые надлежит дельно укрепить дубовыми бревнами…

— Петр Алексеевич уже здесь? — удивился Егор. — Когда прибыл? Где он сейчас?

— Пять дней назад, Александр Данилович! Государь — вместе с Борисом Петровичем Шереметьевым и всеми штабными офицерами — еще вчера перебрались на наш берег. Командный пункт нынче разбит на том высоком холме, что расположен в трех верстах восточнее Иван-города.

— Сам-то как? Грозен?

— Никак нет! Бодры, веселы и негневливы!

— И то хлеб…

Петр, за спиной которого маячил улыбающийся Василий Волков, встретил Егора распростертыми объятиями:

— Алексашка, сучий потрох, исчадие ада! Как же я соскучился без тебя, засранца! Эй, кто-нибудь… Быстро собрать на стол — всего самого лучшего!

Пока накрывали походный стол, Егор шепотом спросил у царя:

— Ну, как оно, мин херц, с Мартой-Екатериной-то? Срослось что-нибудь?

— Срослось, — чуть покраснев, так же тихо ответил Петр. — Все — срослось, до самого конца… Спасибо тебе, охранитель, за эту милую особу. Век не забуду! Правда, побыть довелось вместе — всего-то четыре дня… И моему сыну Алешке она, Катенька — то есть, очень приглянулась: смотрит на нее мальчонка — и улыбается…

Сели за раскладной стол: Петр, Егор, Шереметьев и Василий Волков.

Егор коротко рассказал обо всех обстоятельствах пленения шведской эскадры.

— А Лешерт-то каков! — уважительно покачал головой Волков. — Не захотел сдаваться в плен, предпочел тому смерть лютую…

— Жалко-то как — Никиту Апраксина! — искренне огорчился Петр. — Неплохой воевода получался из мальца, дельный… Все корабли плененные, охранитель, ты направил в Псков? Оно и правильно, если надо будет, то они помогут отогнать шведов от города.

По предложению генерала Шереметьева выпили по первой чарке, помянув славных воинов, погибших в озерной баталии, помолчали, закусили.

— Слышь, Данилыч, а куда ты услал Бровкина Алешку? — с аппетитом обгладывая жирное гусиное бедро, спросил царь. — А потом и про герцогиню эту поведай — как да что… Не, мне твоя Александра Ивановна вкратце обрисовала — общую картинку, только я так до конца и не понял: в чем высший смысл этой истории? Я же тебя очень даже хорошо знаю! Не иначе что-то задумал хитрое да высокоумное?

— Начну по порядку! — весело похрустев маринованной редькой, приступил к ответам Егор, прекрасно понимая, что местами придется нагло врать. — Маркиз поехал на восток, поближе к Сибири-матушке, повез прятать в дальний острог подлого шпиона турецкого. Понимаешь, мин херц, приехал ко мне в Псков один басурман — с письмом от Медзоморт-паши. Мол, надо данного турка отправить на Урал, чтобы он там все внимательно осмотрел — на предмет будущих торговых дел. Я так подумал: с одной стороны, нам в горах Уральских чужие глаза совсем и не нужны, а с другой, надо и Медзоморт-пашу уважить. Человек он хороший, почему не помочь? Вот пусть этот коварный шпион и сидит — в уральской темнице, а в Константинополь так отпишем мол: «Уехал ваш посланец на восход солнца, да и пропал совершенно бесследно. Россия — она же бескрайняя, в ней затеряться случайно — раз плюнуть…» А что такого? Как наш дьяк Прокофий Возницын в Константинополе исчез без следа — так и ничего? Вот и турецкий посланец — сгинул…