Вадим Давыдов - Предначертание

— Как?!

— А вот как, — голос Гурьева лязгнул так, что Осоргин невольно подобрался. — Беда в том, что мы сами наделяем большевиков пресловутой легитимностью, которой они ни в коей мере не обладают и которую сами за собой, особенно поначалу, не чувствовали. Большевики не делали революцию. Большевики всего лишь оседлали её, а потом взнуздали и сунули в стойло, — вместе со всей страной. А народ, изувеченный двумя с половиной веками правления грабительской элиты, насаждавшей рабство, признал в них новых господ. В этом – вся трагедия русского бунта: он беспощаден, потому что вызван к жизни едва ли не большей жесткостью, нежели он сам, и бессмыслен, потому что после истребления господ, произведённого с беспримерной беспощадностью, неизбежно наступает ужас перед собственными «свершениями» и количеством пролитой крови. И этот ужас вызывает ту самую кататонию, которой с таким успехом пользуются большевики, — и поныне. Ужас – неизбежный результат кровопролития, потому что по-настоящему бессовестных людей на самом деле не так много, во всяком случае – не большинство. Во всяком случае, в России. Именно на это я и рассчитываю. Мерзавцы же громоздят насилие и смерть с единственной целью – заглушить голос разума и совести, и, надо сказать, отнюдь не безуспешно. А победить большевиков не так сложно, Вадим Викентьевич. Только это должна быть победа духа, а не истребление, в этом уподобляться красным мы права не имеем. Именно духа, потому что настоящие победы – всегда духовные. Превзойти врага в благородстве и презрении к жизни вне победы, тем самым обратив в ничто всю его жестокость, силу и хитрость, — вот чему следует нам всем научиться. И тогда – всё у нас получится.

Господи, подумал Осоргин, сжимая кулаки. Ты что же это с нами такое творишь?! А он… Кто же он такой?!

— А теперь, Вадим Викентьевич, самое страшное. Легитимность эту самую, о которой мы тут с вами так бестрепетно рассуждаем, ни отнять, ни купить невозможно. В противоположность власти, с которой проделать такое – не больно-то хитрый фокус. Легитимность можно лишь заслужить. И надо, чтобы нам право такое – служить и заслуживать – вернули.

— Кто?!

— Россия, Вадим Викентьевич. И мы сами, конечно же. Служить и защищать. Тогда и с легитимностью полный порядок наступит.

— Да как же?! — почти шёпотом проговорил Осоргин. — Как?!

— Придётся учиться. Пробовать и ошибаться. И учиться снова. Война уже идёт, Вадим Викентьевич. Пока не в окопах, но за этим дело не станет. Если мы успеем подготовиться и Отечество защитить – мы победим. Если нет…

— Погибнем.

— Не только мы, Вадим Викентьевич. Вот ведь в чём беда. Ладно, — Гурьев, посмотрев коротко на Осоргина, кивнул. — Мы увлеклись сантиментами, господин капитан. Извините. Задавайте ваши вопросы.

— Не имею больше вопросов, Яков Кириллыч. То есть, вопросов имею, конечно же, невероятное количество, однако задавать их сейчас не вижу ни возможности, ни смысла. Единственно, о чём сожалею, — что ваших покойных родителей лично знавать не довелось. Почёл бы за величайшую честь и счастье. А к сему добавить мне пока нечего.

— Вы – порядочный человек, господин капитан, — вздохнув, произнёс Гурьев. — А к сему, действительно, мало что удаётся добавить.

— За людей не тревожьтесь, Яков Кириллыч. Найду. За это – не тревожьтесь.

— И не думал, Вадим Викентьевич, — улыбаясь, пожал плечами Гурьев. — Уж о чём о чём, а вот об этом – вот совершенно не собирался. Других забот полон рот, уж не обессудьте.

— А она?

— Что – она? — улыбка пропала с лица Гурьева, и Осоргину показалось, что на этом лице улыбка невозможна, как невозможно дышать лёгкими под водой. — Достаточно того, что я вас до смерти напугал, Вадим Викентьевич. Пусть живёт. Она…

Да что ж она за дура такая, Господи, ужаснулся Осоргин. Что же, разве можно любовь такую не видеть, Боже Ты мой, что же Ты глаза-то ей не откроешь?!

— Извините, — проговорил Гурьев, глядя на крыльцо дома. — Извините, господин капитан. Давайте теперь обсудим, какие средства вам потребуются на первое время. Может быть, вам стоит посмотреть на Париж? Что скажете?

— Во Франции наших немало, — Осоргин вздохнул. — Но…

— Вы собирайтесь потихоньку, Вадим Викентьевич. Недели вам хватит?

— Дня хватит, Яков Кириллович.

— Отлично. Отыщите там Константина Ивановича Полозова. Да-да, того самого. Адрес у меня старый, ну, да это ненадолго вас задержит в поисках. Передадите ему от меня привет и попросите порекомендовать кого-нибудь из его знакомых. Он в Париже с двадцать восьмого, мы с ним, в общем, договаривались насчёт кое-каких вещей. Думаю, вы с ним быстро общий язык найдёте.

— Вот оно что…

— Что?

— Нет-нет. Ничего, Яков Кириллыч. Ничего. Извините. Я слушаю.

Гурьев достал из кармана пиджака конверт:

— Это вам. Открывайте.

Моряк некоторое время шуршал бумагой.

— А не боитесь, что сбегу? — хмуро поинтересовался Осоргин, рассматривая аккредитив на предъявителя. — С такими-то деньжищами.

— Сбежите? — изумился Гурьев. — Куда же бежать-то, Вадим Викентьевич? Земля не только маленькая. Она ещё, как назло, шарообразная. Прискорбно, я бы сказал.

— Ну, Яков Кириллыч, — Осоргин покрутил шеей, и лицо его неожиданно просияло улыбкой. — А ведь верно. Верно, чёрт возьми. Ставьте боевую задачу, господин верховный главнокомандующий.

— Вы знаете, я не стану этого делать сейчас, Вадим Викентьевич. Я – и вы моим именем – мы просто будем предлагать людям работу, за которую станем выплачивать весьма достойное жалованье. Мне требуется отряд настоящих невидимок, способных уничтожить любого, если это потребуется, как бы хорошо его не защищали. Это очень кратко и только то, что касается боевого подразделения. А будет ещё одно. Аналитическое. Я повторяю, мне нужны бойцы и отчаянные головы, готовые на всё. И при этом мне требуются люди разумные, способные думать и учиться. Я не хочу пока никакого пафоса и речей, Вадим Викентьевич. Это мы успеем, и этого впереди предостаточно, но сейчас – сейчас, я полагаю, не время. Пока нам это ни к чему – огласка, громкие заявления, обсуждения будущих политических блоков, союзов и конституций. Это и есть то, чего следует всеми силами избегать. Нужно просто работать. Сопоставлять факты. Анализировать. В схватке на ножах всё решают доли секунды – и один-единственный удар. Мы пропустить удар не имеем права. А для этого нужна не только скорость и ловкость движений, но и умение мыслить быстро и чётко. Вот так. В первом приближении.

— Это как же?

— С тем, чем нам предстоит заниматься, Вадим Викентьевич, количество и свойства поступающих в наше распоряжение сведений будут расти лавинообразно. Необходимо располагать людьми, которые, воспринимая эти сведения, научатся выделять главное из всего потока, анализировать и делать выводы. Я знаю – это невероятно трудно. Гораздо легче пользоваться предрассудками и следовать предубеждениям, и это мне тоже прекрасно известно. Но – не выйдет. Вот, например. Каков, по-вашему, объём документации в средней величины банке?