Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели

— Сигарету дайте, мои все там остались. И еще коньяку… Вы представьте — сутки прошли! Никого из вас увидеть не надеялась — и вот оно…

«Сутки, — подумала Ирина. — Хроноклазмы продолжаются. Для нее сутки, для нас четыре часа. На сколько же Шульгин с Удолиным застрять могут?» Но не сказала ничего.

Лариса села, из рук Ирины отпила несколько глотков, у нее же приняла раскуренную сигарету. Лицо порозовело, пальцы перестали дрожать.

— Теперь давай, поспи, мы рядом ляжем. — Анна, не такая жесткая, как Ирина, в душе Ларису недолюбливавшая, погладила по-прежнему находящуюся в полушоковом состоянии подругу по волосам, щеке, шее. Начала расстегивать свою рубашку и ремень брюк. Оставшись только в трикотажных трусиках, пристроилась возле Ларисы, прижимаясь к ней гибким горячим телом.

Со своих детских лет, почти совпадающих с нынешними (Анин год рождения — тысяча девятьсот третий), она, проведя пять лет в пансионате сравнительно благородных девиц, знала, что, если очень страшно, нужно лечь рядом с девочкой с соседней койки и с головой укрыться одеялом. Кто не видел дортуаров [104] Дортуар — спальное помещение в кадетских корпусах и иных «закрытых» учебных заведениях. с потолками высотой шесть метров и длинной — сто, освещенных ночью единственной керосиновой лампой, да когда осенний ветер завывает в трубах и голые ветки скребут по оконным стеклам, ее не поймет.

Но у Ларисы ее порыв вызвал совсем другое впечатление.

— Только без этого! Отодвинься!

Анна не поняла, зато поняла Ирина.

— Успокойся! Ты что вообразила? Не обижай девчонку! Хочешь, еще налью? Выпей и спи, утром поговорим.

— Нет, утро что? До утра дожить надо.

Ирина поняла, что Ларисе необходимо выговориться. Ну, так и пусть.

Снова начался дождь. Не ливень пока еще, но вполне приличный. Крупные капли сначала барабанили по тенту порознь, потом их шлепки слились в сплошной гулкий шум. Хорошо, что ни сверху не промочит, ни под задний фартук не захлестнет. Зато как уютно! На верхней балке висел электрический фонарь, внешне похожий на «Летучую мышь» [105] Разновидность походной, «безопасной» керосиновой лампы. , распространяющий неяркий свет.

— Вы же меня не поймете. Как вам меня понять?

— Лариса, — сказала Ирина, в то время как Анна, оскорбленная в лучших чувствах, перебиралась на соседнюю койку, — не валяй дурака.

Она вспомнила подобные выходки этой девушки, еще когда ее первый раз, в восемьдесят четвертом, пригласили на Валгаллу, отмечать завершение постройки Форта. Там тоже юная красавица с комплексами пыталась доказать серьезным людям , что она их не воспринимает. Потом, правда, опомнилась. И, опять же, выбрала в друзья самого беззащитного — Левашова. Но ведь не ошиблась! Любой другой парень из их компании послал бы Ларису куда подальше. Да и она сама это понимала.

— Я же вижу, ты в порядке. Давай, рассказывай!

Лариса вскочила, откинула задний полог тента. Дождь лил сплошной стеной. Подслушивать было некому, даже роботы ушли, рассредоточившись по периметру лагеря. Костер погас. Новиков с Левашовым спрятались в другом фургоне. Может, спать легли, может, пили, празднуя счастливое завершение…

— Да садись ты! — Ирина толкнула ее на постель.

— Рассказать? Расскажу. Тебе интересно — слушай… Только сначала — кружку чая и сигарету.

Очень Ирине не нравился взгляд Ларисы, блуждающий, не способный сосредоточиться на одной точке. Да и голос плыл . Тут Шульгин бы пригодился, с его образованием психиатра и секретными транквилизаторами. Но чего нет, того нет. Пусть выговорится. Станет ей хуже — еще стакан коньяка. Заснет, как миленькая. Гомеостат за пределы совместимости с жизнью выйти не даст.

Требуемое Лариса получила, имелись в запасе путешественников саморазгревающиеся банки чая и кофе, хотя и немного.

Она подтянула одеяло к горлу, потому что холодать стало быстро и ощутимо.

— Так вот. В какой-то книге я очень давно прочитала фразу: «Выслушайте мою историю. Итак, я родился в Кордове…»

— «Рукопись, найденная в Сарагосе», — не удержалась Ирина.

— Вот именно. Спасибо, напомнила. Слушай дальше.

…Эх, Лорка, Лорка, — сказала я себе, очередной раз сделав совсем не то, что хотела сама, да и ребята ждали от меня. Это что же за натура такая — чтобы всю жизнь назло себе самой и другим? Помню, в детстве мама часто говорила: «Ну и убойще!» Отстою в углу несколько часов, но не сделаю получасового дела по просьбе родителей. По сути — всю жизнь сама себя наказывала. Повзрослев, но не поумнев в этом смысле, задавалась вопросом — почему, зачем? А может быть, есть в этом какой-то высший смысл, для чего-то и кому-то это нужно? Карма, наконец. Теперь понимаю — настал тот самый «конец», который ни преодолеть, ни победить без такого характерца, как у меня, не получится.

Говорят — женская интуиция, женская интуиция, и каждый понимает под этим что-то свое. Собственно, и понимают по-разному, в зависимости от пола, возраста и даже времени года. Да и женщины все разные… Не будем перечислять типажи от «душечек» до таких «кривых поленьев», как я…

В таких случаях говорят: «как будто черт дернул». Сказав Олегу: «я сейчас», пошла, почти побежала, ха-ха, «налево», то есть влево от входа в пещеру. Лес практически одинаков был везде. Красивый такой и необычный. Никогда не бывала в Африке и вообще в тропиках, не считая Абхазии с Аджарией.

Затянула ремень с пистолетными кобурами, осмотрелась. И вдруг услышала зов, обращенный именно ко мне. Голос такой нежный и мужественный одновременно. В юности мечтала о мужчине с таким чудным, мягким баритоном. Представляла, как будут красиво звучать его признания в любви ко мне, замечательной, необыкновенной и неповторимой.

Увы, мечты, мечты, где ваша сладость, как сказал… Пушкин? Не помню.

Однако ж, кажется, дождалась! Голос звучал и звал меня, ощутимо удаляясь. Мне пришлось ускорить шаг, чтобы слышать его отчетливее. А слушать было что! Если Одиссею пришлось заткнуть уши своей команде, чтобы миновать остров и на свою погибель не поддаться чарам сирен, то мой слух был в порядке. И там ведь были коварные бабы, а мужчина с таким великолепным голосом не должен, не может быть коварным и вероломным.

«Ты любишь, когда тебе посвящают стихи?» — Это первое, что он у меня спросил, когда я начала вслушиваться в смысл слов, помимо наслаждения оттенками и интонациями голоса.

Отвечать я не стала, да и глупо было бы, не видя — кому. Помню, как, очутившись в «новой» Москве, удивлялась, впервые увидев непропорционально много сумасшедших, на ходу бормочущих, а то и кричащих невесть что в белый свет. Только позже узнала, что это они все разговаривают по «сотовым» телефонам, или — «мобильникам». Додумались же люди!