Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели

«Потому его и видно. И я, значит, тоже там ? Серая зона?»

Делать нечего, назвался груздем… Ростокин в этой зоне уже бывал.

Шульгин протянул руку в направлении голоса, наткнулся на ладонь Удолина. Крепко сжал, и они шагнули.

Ничего особенного в плане чувственных ощущений не произошло. Ни потустороннего холода или, наоборот, жары, ни даже ощущения полета. Проникновение в Гиперсеть доставляло куда больше впечатлений.

Туман рассеялся, вернее — просто исчез. И Удолин стал виден, такой же, как прежде. Без всяких признаков посмертности . Единственно, освещение оставалось инфрафиолетовым , как обозначил его для себя Сашка. Любое явление должно быть поименовано, пусть и самым бессмысленным образом.

Они находились как бы в продолжении шурфа, через который сюда проникли, но теперь идущем горизонтально, и его следовало называть штреком.

— И где это мы теперь? — спросил Шульгин.

— Там, где нас ждет Лариса. Я слышу ее гораздо лучше. Она все время мысленно зовет кого-то из вас или всех сразу. Да мы сейчас в этом попробуем убедиться…

— А эта… цветовая гамма, почему такая? Точнее — откуда?

— Свойства среды. Самосвечение эфира. Мы сейчас находимся пространственно там, где скрывают Ларису похитители, но совсем в другой фазе бытия. Мы можем наблюдать явления вещного мира, сами же для него невидимы.

— С того света наблюдаем? — решился спросить Сашка. Это ведь, как следует из литературы, именно покойники способны видеть и слышать то, что творится на Земле, не имея, впрочем, возможности активно вмешиваться в происходящее.

— В строгом смысле, любая фаза по отношению к любой другой — «тот свет». Но ваш академический интерес я постараюсь удовлетворить дома. Сейчас главное — вызволить Ларису и переправить ее к своим. А уже потом заняться устроителями этого безобразия. Пойдемте.

Идти пришлось недолго. Удолин выбрал точку высадки чуть поодаль от цели, чтобы дать своему спутнику возможность хоть немного адаптироваться в новом качестве. И еще он немного опасался, что всплеск эфира при их появлении каким-то образом может быть уловлен здешними обитателями. Профессор же добивался полной внезапности.

Штрек, являвшийся на самом деле своеобразным переходным шлюзом между фазами, вывел их в порядочных размеров помещение, ярко освещенное подобием ламп дневного света. Своим интерьером оно напоминало странный гибрид рубки космического корабля из фантастических фильмов и атриума древнеримской виллы. Причем атриум выглядел естественнее: ребристые колонны розоватого с прожилками камня, абстрактные фрески на стенах, черный мраморный пол, по которому в беспорядке разбросаны мозаичные разноцветные спирали, напоминающие изображения галактик. А «космическая» часть производила довольно нелепое впечатление — с человеческой точки зрения. Как будто кто-то, не имея никакого понятия об эргономике и даже назначении использованного реквизита, насовал, где придется, экранов, пультов, иных устройств условно технического вида. Мол, на что-то похоже, и ладно.

Посередине зала на возвышении, между двумя синими прозрачными дисками стояла на коленях Лариса. Третий диск, но желтого цвета, нависал над ней в виде зонтика. Диски, не имея видимых опор, медленно вращались в противоположных направлениях. Моментами между ними проскакивали, не задевая девушку, оранжевые искры.

Неподвижностью и позой Лариса являла подобие статуи, была бы она обнаженной — вообще не отличить. Наверное, ее держало какое-то поле, гравитационной или иной природы.

По залу расхаживали пять условно говоря, «человек», одетых в легкие хитоны до колен и нечто вроде сандалий. Шульгин едва не ахнул, так они были похожи на «элоев» из Барселоны. Только раза в полтора крупнее, самый высокий — под метр семьдесят. Чем занимались — непонятно. Один смотрел на прибор, напоминающий осциллограф, другие просто бездельничали или, подобно ученикам Аристотеля, перипатетикам, обсуждали философские проблемы, прогуливаясь.

Сашка непроизвольно положил руку на пистолетную кобуру. Есть эти, могут поблизости оказаться и монстры.

— Успокойтесь, Александр, — сказал Удолин. — Прежде всего, мы для них невидимки и неощутимки. Кроме того, надо выяснить, способны ли мы оказать на них поражающее воздействие. У Ларисы, как известно, не получилось. Кто знает, из какой они фазы?

— Так выясняйте, — раздраженно ответил Шульгин, подходя к дискам вплотную. Ему показалось, что в этот момент рисунок и частота искр изменились. Неужели учуяли? Если не сами «элои», так их приборы? Но «прогуливающиеся» никак не отреагировали.

Присмотревшись, Сашка заметил, что губы Ларисы едва заметно шевелятся, как бывает, когда человек непроизвольно артикулирует внутреннюю речь. Лицо при этом оставалось замороженным , глаза — совершенно пустыми, будто мастерски выточенными из самоцветов.

«Ну, падлы, дай только девчонку выдернуть, я вам устрою Испанию в разгар инквизиции. Барселона курортом покажется!» — мысль получилась настолько отчетливая, что искры опять защелкали, засуетились, будто испуганные.

Теперь и «элои» обратили внимание на нештатную, похоже, ситуацию.

Сгрудились, обмениваясь фразами в странной тональности, тот, что наблюдал за экраном, начал изображать руками в воздухе объемные фигуры. Еще один побежал к другому аппарату у противоположной стены.

— Что с ними, Константин?

— Подожди, Саша, подожди, я только настраиваюсь…

Шульгину хотелось со всего размаха снести ударом ноги эти поганые диски, выхватить Ларису, а дальше — как получится. Но — нельзя, это он тоже понимал. Вдруг рванет аннигиляция? Им-то, по словам Удолина, ничего не грозит, а ей? Как тут, кстати, с радиацией? Гомеостата с собой не было. Да и черт с ним!

— Приготовься, сейчас выходим из фазы. — Голос профессора внезапно прозвучал, как у боцмана на штормовой палубе. — Я сбрасываю поле, а ты не дай им уйти, пока не опомнились!

Что там сотворил Удолин, пассами или усилием воли, Сашка не видел. Он получил свою задачу и начал ее исполнять на пределе сил и возможностей. Тут самое главное — не ошибиться. Чтобы форсированная скорость реакции не превысила прочность мышц и связок на разрыв. Иначе…

Очень удачно, что все «клиенты», кроме одного, оказались практически рядом, сбились в тесную группу. Минус — между ними и Шульгиным возвышается подиум с дисками и Ларисой. Зато тот, что метнулся к покрытой светящимися полосами и пятнами стойке, — вот, прямо напротив, метрах в шести. Ну так устроим им «бильярд»!

Мысленно нарисовав траекторию полета шара, которым был он сам, Шульгин, будто стартующий с катапульты истребитель, сорвался с места. Пронесся поперек зала, толчком выставленных перед собой рук отшвырнул к стене элоя-одиночку, погасив тем самым свою инерцию, развернулся на пятке и — второй бросок! Он ударил по группе, врезался в ее середину, сработал широким взмахом обеих рук от плеч, да еще и подсечкой левой ноги. Удержался на правой, рванул за подол хитона единственного устоявшего «элоя», без всякого изящества отвесил ему тяжеленную затрещину. Голова у того резко мотнулась, и он упал ничком.