Валерий Елманов - Царская невеста

— Дозволяю… отсель… убраться, — медленно процедил сквозь зубы Иоанн и, зло глядя на изумленно застывших стрельцов, рявкнул: — Вон! Все прочь пошли!

И только теперь, глядя на лениво выходящих ратников, я понял, что в очередной раз избежал смерти.

Как ни удивительно, но у царя хватило самообладания во всем разобраться, а не пороть горячку. Возможно, сказалось и мое возмущение поступком Фаренсбаха. Я же говорил, что у царя было «женское» сердце и он многое чуял. Вот и на этот раз он уловил неподдельную искренность в моем голосе.

Я и впрямь ничуть не фальшивил. Причины, правда, были иными — мой третий сват явно срывался с крючка, а ведь я уже подсек эту здоровенную рыбину и уверенно вытаскивал ее, неторопливо крутя ручку спиннинга.

Ну и гад же этот немец! Тоже нашел время! Нет чтобы удрать парой месяцев позже. Пускай сразу после моей свадьбы, но после, а не до. А что теперь?!

Убил бы мерзавца! Собственноручно задавил бы, хай ему в дышло. Да чтоб у него на лбу кой-что выросло, да чтоб…

Я разорялся с полчаса, не меньше. Со стороны это, возможно, выглядело странным и смешным — сидит мужик на постели в одной ночной рубахе и матерится почем зря, но мне в те минуты было не до смеха. Я даже предложил возглавить погоню, но, узнав, когда тот сбежал, лишь присвистнул — фора у Фаренсбаха оказалась такой, что…

— Вот и я о том же, — хмуро прокомментировал мой свист Иоанн. — Ладно, угомонись. — Он устало махнул рукой. — Теперь чего уж. — И зло добавил: — Все. Разуверился я в этих немцах. Более никому не поверю. Верно в Писании сказано: «Ежели жаждешь обрести друга, обрети его по испытании и не скоро вверяйся ему». — И как жирную печать на приговоре, окончательном и бесповоротном, влепил: — Да и тебе я чтой-то скоро поверил. Ни к чему оно.

С тем и вышел.

Вот это полет! Такого падения, пожалуй, не сумел бы предсказать не только Мавродий по прозвищу Вещун, но истинный ясновидящий. С высоты тайного советника царя, едва достигнув пика могущества, я сорвался в такое крутое пике, куда там нашим асам воздухоплавания.

Я не сразу смирился с этим внезапным падением, продолжая некоторое время на что-то наивно надеяться, но события последующих трех дней лишь подтвердили его слова. Приговор остался в силе, и пытаться его обжаловать не имело смысла. Во всяком случае, пока. Тогда-то я и вышел на него вторично с просьбой отпустить меня в поместье Долгоруких. Мол, вижу, что мне нет веры, но я-то сам изменять не собираюсь и по-прежнему желаю осесть на Руси, а потому все равно женюсь, вот и хочу предупредить будущего тестя о том, чтобы тот через месяц-другой ожидал к себе дорогих гостей.

— Или ты, государь, передумал подсобить мне со сватовством? — торопливо спросил я, заметив одобрительные искорки, промелькнувшие в его глазах. Нужно было воспользоваться моментом, причем бить вопросом именно так — грубо и в лоб. Чтоб не увернулся.

Иоанн мотнул головой.

— Про сватовство ты славно напомнил, — смягчившимся голосом заметил он. — Токмо ты там не больно-то задерживайся. Упреди всех да ворочайся обратно. Я тут на Красную горку [53] Красная горка — первое воскресенье после Пасхи. свадьбу сыграть надумал.

«Неужто на Анне Васильчиковой женится? — мелькнуло у меня в голове. — Странно. И даже ни разу не поделился со мной. Очень странно».

Но я ошибался.

— Магнуса хочу оженить, — пояснил царь и криво усмехнулся: — Хоть какой-то веревкой к Руси привяжу. Знамо, погодить бы надобно, не ко времени свадебка-то, да Францбек поганый меня смутил.

Но тут он вновь что-то заподозрил. Наверное, решил, что мой отъезд к будущему тестю — лишь благовидный предлог. На самом же деле я хочу попросту убежать от него. И он, хитро улыбнувшись, продолжил:

— А в знак, что я тебя своей милости не лишил, даю тебе полсотни стрельцов. С десяток при себе оставишь, для почета, а прочих в Невель [54] Невель — приграничная крепость, расположенная в двухстах километрах южнее Пскова, на границе Руси с Речью Посполитой. Во время Ливонской войны за право обладания этим важным опорным пунктом не раз происходили ожесточенные сражения. отправишь. Мне все равно людишек туда слать надобно, а то там воев маловато, ну а заодно пущай тесть узрит, в коем ты почете предо мной ходишь. Авось не откажет, выдаст дочку. Каково я надумал?

— Славно, государь, — от всей души оценил я его идею.

Скрывать-то мне нечего, и моим планам эта полусотня ничуть не мешала. Я представил себе, как обалдеет Андрей Тимофеевич, увидев мой эскорт, и, широко улыбнувшись, счастливо повторил:

— Ой и славно!

И снова он почуял искренность в моем голосе, которая пригасила его подозрения. На время.

Сборы были недолгими — время поджимало. Кстати, выезд вновь пришелся на символичную дату. В тот день, шестого марта, отмечалась память еще одного моего тезки — мученика Константина Друнгария. Об этом мне напомнил Иоанн.

— Сказывают, его сарацины семь лет в плену томили, чтобы он мусульманство принял, а уж потом обезглавили. Так ты там гляди, на семь лет в плен не попадись, да главу от любви не утеряй и разум в ней сбереги. Как знать, может, он еще и понадобится, — напутствовал меня царь на прощанье.

Я заметил, что в любом случае столько времени там не проведу, поскольку государь приедет через два месячишка и вызволит своего верного слугу, после чего Иоанн меня по-отечески перекрестил, благословив в путь-дорожку, и я отправился в Бирючи.

То, что воинов — если не всю полусотню разом, то как минимум десяток, — на самом деле приставили ко мне в качестве тайной стражи, а не для почета, я понял уже на первом ночном привале. Даже в лес по нужде меня сопровождало сразу пятеро стрельцов.

— Чтоб зверь лесной не изобидел, — пояснил малоразговорчивый командир десятка моей «почетной стражи» Истома Урюпин, лениво почесывая длинный тонкий шрам на левой скуле, тянущейся почти от виска и чуть ли не до подбородка. — Государь сказывал, что ежели я тебя, князь, не устерегу… — Он осекся, но тут же с легким смущением поправился: — Ежели не уберегу, царь-батюшка меня тогда ломтями настрогает, вот и опасаюсь. А что, мешаются? — озабоченно осведомился Истома.

— Подальше пусть отходят, когда… — попросил я смущенно.

— Это можно, — чуть подумав, кивнул он.

Доверия мне не прибавилось, но стрельцы стали уходить подальше в лес. То есть если попытаюсь бежать — пути все равно перекрыты, а если не пытаться, тогда все нормально.

Старый князь и впрямь обалдел, когда узнал о цели моего визита. Он беспомощно хлопал глазами, не в силах что-либо сказать, но потом справился, взял себя в руки и суховато заметил:

— Коль на то воля царя-батюшки, значит, так тому и быть. Мы, яко верные его слуги, склоняемся и покоряемся.