Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова

Он предполагал, что после преодоления бифуркации, вернее – лишь в случае успешного её преодоления, ощущение раздвоенности должно ослабнуть или исчезнуть, так как всё развитие зависящих лично от него событий пойдёт по другому пути, должно пойти в другом направлении. Фёдоров взглянул на часы и поднялся. Первым побуждением было сесть в машину и отправиться на обед в свою тесную квартирку, предназначенную к продаже. Но второе сознание – из будущего, говорило ему: "Стоп! Сейчас ты отправишься к своей матери, сделаешь за неё всю домашнюю работу и не допустишь её падения!" Того самого падения, которое привело к перелому, к варварски сделанной операции, к пролежню, интоксикации, к смерти.

Он сел в маленький "Форд", завёл мотор и вскоре был в маминой квартире. Мама, увидев его, обрадованно улыбнулась и попыталась подняться с кресла со словами:

- Лёшечка пришёл! Вот хорошо! Сейчас я тебе дам пообедать! Ну, как там на стройке?

- Нет, нет, нет!!!– возразил Алексей Витальевич, подбегая к матери, и осторожно вновь усадил её в кресло.

В этот момент странное и неприятное чувство раздвоенности сознания у него исчезло. Раздвоенность как бы испарилась, но знание будущего сохранилось в мельчай­ших деталях. "Значит, пока я всё делаю правильно!" – подумал Фёдоров и начал осуществлять свой план – лечить мать, спасать её жизнь. Одним словом, исправлять реальность, которая хотя и состоялась, но была для него совершенно неприемлема, нестерпима, завершилась полным крахом… Он намеревался весь сегодняшний день провести с матерью, а с завтрашнего дня начать лечить её препара­тами для укрепления костей.

Странное дело: чувствуя нараставшую физическую усталость, он одновременно испытывал огромное моральное облегчение, даже некую приподнятость. Пообедав и не допуская, чтобы мать поднялась из своего кресла, Алексей Витальевич обзвонил аптеки Калининграда, узнал, где можно купить необходимые лекарства. Затем позвонил жене, сказал ей несколько ласковых и приятных слов и предупредил, что сегодня задержится у матери.

- А ты, солнышко, звонишь от неё? – спросила Виктория Петровна,– Что-нибудь случилось?

- Да! – ответил Фёдоров,– Есть основания! Потом рас­скажу. Сегодня тебе придётся ехать на автобусе, слышишь? Не на маленьком, а на большом, на том, что отправляется в семнадцать десять! Сможешь не опоз­дать на него?

В ответных словах жены не было ничего, кроме удивления, но в тоне Фёдоров уловил признаки обиды. Да и было от чего: почему это он не может заехать к ней на работу, забрать – в её-то положении, а затем вместе съездить в универсам, как это было уговорено?! Так оно и произошло в прошлой действительности. Алексей Витальевич, не зайдя к матери и отдохнув до четырёх, отправился в Калининград, встретил свою радостно улыбнувшуюся ему жену, усадил в машину, отметив про себя, что изменения её фигуры теперь, пожалуй, заметны уже не только женщинам. А потом.. Потом был сплошной кошмар: пьяный бритоголовый деляга, ринувшийся к своему "Мерседесу" прямо перед капотом машины Фёдорова; резкий визг тормозов, белое как мел лицо жены и кровь на её сиденьи; бешеная гонка через весь город в акушерско-гинекологическую больницу; бессонная ночь возле отделения патологии беременности; звонок на сотовый телефон маминых соседей, сообщивших, что Ольга Алексе­евна лежит на полу и кричит от болей: видимо, перелом, и нет никого рядом с ней.

Эти мысли или, точнее, воспоминания мгновенно пронеслись перед Фёдоровым, когда он, мучаясь сомнениями в правильности избранного решения, спокойным тоном увещевал свою любимую:

- Птичка! А ты помнишь, какой сегодня день, какое число? Правильно! – Пятница, тринадцатое июня! Так что, – ты же меня знаешь, – лучше мне сегодня никуда на машине не ездить, а тебе не спешить, не напрягаться и не нервничать! Если не успеешь на пятичасовой, то не спеши, не волнуйся, а позвони, когда выедешь. Я тебя встречу.

Тон ответа жены успокоил Алексея Витальевича: выходило, что его объяснения были ею приняты. Зато мама видимо уловила что-то неестественное, непривычное и в его тоне, и в поведении. Она с недоумением и растущей тревогой смотрела на своего сына. Заметив это, тот счёл возможным солгать ей:

- Понимаешь, нехороший сон видел. Да и день сегодня действительно нехороший. Боюсь садиться за руль! Никуда я от тебя не уйду, пока спать не ляжешь. Ты только не волнуйся!

- А как же Вика?! Как ты можешь оставлять её одну в таком-то состоянии?! А стройка, наконец? Я хочу скорее в домик, чтобы мы жили там все вместе! – с нарочито детской интонацией, но с ещё не угасшей тревогой в глазах протянула Ольга Алексеевна.

Фёдоров, как умел, успокоил мать и, отправившись на кухню, стал ловко орудовать кастрюлями и половниками. Услышав, что мать грохочет костылями, пытаясь встать с кресла, Алексей Витальевич бегом бросился в комнату и усадил старую женщину в кресло с мягким упрёком:

- Я же просил, мама, сегодня не вставать!

- Но мне. Но мне нужно, в одно место! – возразила мама.

- Хорошо! Тогда давай, пересаживайся в коляску, а я тебя поддержу и довезу!

Возникшее было вновь чувство раздвоенности при этом опять исчезло. "Ага!"– понял Фёдоров,– "Вот и метод контроля правильности действий! Значит, бифуркацию пока что полностью миновать не удалось. Достигнутые изменения прошлого не стабильны!" От этих мыслей тревога о жене вспыхнула с новой силой. Он набрал номер её сотового теле­фона, но ответа не дождался. Позвонил на рабочий телефон: тоже нет ответа. Тогда Фёдоров набрал номер охраны и, представившись, узнал, наконец-то, успокоившую его весть: Виктория Петровна ровно в пять ушла с работы на автобус.

Так, в тревогах о жене, заботах о матери прошёл день. Без десяти шесть, заручившись твёрдым обещанием матери не вставать с кресла до его возвращения, Алексей Виталь­евич отправился на автовокзал встречать жену. Только обняв её, ещё стоявшую на ступеньке автобуса, и опустив на асфальт, он успокоился, а неприятное чувство раздвоенности окончательно исчезло.

Жизнь теперь постепенно налаживалась. Алексей Витальевич исхитрился заручиться помощью так назы­ваемых "незаконных мигрантов" из Узбекистана. Они помогли к концу июля закончить в доме все необходимые работы, чтобы можно было вселиться. Рабочие, видя напряжённую и умелую работу их нанимателя, трудились на совесть. Правда, им было не совсем понятно, почему их хозяин так спешит, почему несколько раз в день – всегда в строго определённое время, он садится в маленькую машину и на тридцать – сорок минут покидает их.

Фёдоров же теперь разрывался между строящимся домом, матерью и женой. Для матери за непосильные для него деньги он нанял сиделку или, скорее, няньку, которая не позволяла маме вставать из кресла без посторонней помощи, помогала по хозяйству. Необычное поведение сына озада­чило Ольгу Алексеевну. Но у Фёдорова уже были заготов­лены объяснения. А в их подтверждение он раздобыл в Калининграде на время чьи-то рентгеновские снимки, которые делали наглядными даже для неискушённых в рентгенологии людей признаки повышенной хрупкости костей с риском перелома. Заставив мать пить препараты, устранявшие повышенную хрупкость её старческих костей, Алексей Витальевич дважды за два месяца возил мать в рентгеновский кабинет детского ортопедического санатория, расположенного совсем рядом. Успокоился он только тогда, когда увидел: снимки до и после начала лечения различаются; структура костей стала постепенно восстанавливаться; перелом шейки бедра теперь стал гораздо менее вероятен.