Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова

Алексей Витальевич считал уже достаточно обоснованной ту свою догадку, из которой следовало: неприятное чувство раздвоенности своим появлением или усилением говорит о приходе момента выбора. То есть так называемой бифуркации. Это ощущение одновременно предупреждает об опасности неудачи его попытки исправить прошлое. В случае ошибки в выборе линии действий лишался смысла и весь до сих пор удачный эксперимент исправления реальности.

Почувствовав столь сильно проявившуюся раздвоен­ность сознания, Фёдоров испугался. Получалось также, что верна и другая его догадка – как будто недостаточно обоснованное предположение о той роковой роли, которую сыграла с ним во всех его бедах эта изощрённая в своей злонамеренности женщина. Та, над чьей принадлежностью к категории "ведьм" он в прошлом не раз посмеивался.

– Что же делать? – размышлял Фёдоров,– Забрать мать в новый дом, несмотря на незавершённость внутренних отделочных работ? Но маме тогда негде будет спать, да и воды пока что в доме нет. Вика лежит в больнице на сохранении. Попытаться договориться с Вален­тиной? Но, судя по многолетнему опыту, ей никогда и ни в чём нельзя верить.

Почувствовав, что во время обдумывания второго варианта чувство раздвоенности ещё более усилилось, Фёдоров понял: договариваться нельзя – это может вновь привести к катастрофе! Едва он так решил, как раздвоен­ность ослабла, почти исчезла. Тогда медленно, спокойным тоном, тщательно подбирая слова и сосредоточившись на своих ощущениях, Алексей Витальевич предложил

Валентине Анатольевне самой принять решение, сделать выбор, который он готов признать обязательнъм для себя: потерпеть приходы посторонней ещё неделю; попытаться взять на себя функции, порученные им этой посторонней женщине; помочь в переезде в ближайшее воскресенье.

По почти полностью исчезнувшему раздвоению сознания он понял, что выбрал верный тон. Да, впрочем, могло ли быть иначе: ведь он предлагал своей бывшей невестке власть над собой, обещал подчиниться любому её решению! Долго ему пришлось ждать ответа! Но он ждал. Ждал молча, смиренно глядя в пол. Наконец, чуть не лопаясь от своего великодушия, смешанного с высокомерием, Валентина изрекла:

- Ладно! Пускай приходит,… ухаживает за твоей бабкой!

Но – только ОДНУ неделю! До следующих выходных!

Понял?

- Хорошо. Договорились. До следующей субботы или воскресенья. – спокойно ответил Фёдоров.

Алексей прошёл в комнатушку своей матери, увлечённо глядевшей в экран телевизора. Ольга Алексеевна со своей всегдашней щедрой улыбкой сразу же оторвалась от телевизора при появлении сына. Фёдоров понял, что мама, к счастью, ничего не слышала. Он смотрел на неё со смешанным чувством. Только что испытанное им ощущение раздвоенности сознания нарисовало перед Алексеем страшные картины её болезни, медленного угасания, смерти, похорон. Всего того, что совпало во времени с потерей так и не родившегося наследника, с последующим уходом от него Вики, его единственной и незаменимой жены… Но одновременно он видел перед собой свою мать живой, бодрой и жизнерадостной, несмотря на удивительно быстро развившийся деформирующий артроз. Эта напасть лишила активную женщину возможности ходить за какие-то три – четыре года. Фёдоров знал также, что выполняет теперь свои сыновние обязанности не в пример лучше, чем в прошлой реальности. Он был уверен, знал, что и наследника (или наследницу – всё равно!) теперь удастся сохранить, что и отношения с любимой женой сохранятся, так как не наступили (до сих пор, а ведь уже июль!) все те причины, которые впоследствии привели жену к странному и страшному для него решению.

Правда, вот силы свои он серьёзно истощил. Но ведь всё равно меньше, чем в той реальности! Да, денег потрачено выше возможностей. Но он знал, когда и где ему удастся взять безвозвратную ссуду, которая покроет этот перерасход в сто тысяч рублей. Так что, пока всё идет, как хотелось. А хотелось-то ему не так уж и многого: сохранить жизнь матери, ребёнка, жену. Бог с ней – с работой по специальности! Аллах с ними – с деньгами! Будет семья – будет всё! С этими мыслями Фёдоров обратился к матери:

- Ну, через неделю, к воскресенью переедем, но. только если с тобой ничего не случится, если твёрдо пообещаешь во всём меня слушаться и не рисковать своими хрупкими косточками! Договорились? Обещаешь?!

Ольга Алексеевна, взглянула на своего сына. "Боже, как он устал! Какие синяки под глазами! Как похудел! Смотри-ка, седина появилась!" – подумалось ей. Но сказала она совсем другое, улыбнувшись своей будто бы робкой, несмелой улыбкой, которую многие принимали за признак нерешительности и слабости характера, но которая в действительности лишь выражала природную доброту:

- Договорились, начальничек! Я буду слушаться. Обещаю!

Оглянувшись на дверь и наклонившись к самому уху матери, Фёдоров, знавший о необычайно остром слухе Валентины, как и о её склонности всё подслушивать, тихо, полушёпотом произнёс:

– Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, ни по какому поводу не ссорься в эти дни с Ведьмой! Постарайся быть поласковее, при случае вырази сожаление, что скоро будете жить с ней в разных местах.

Улыбка на лице Ольги Алексеевны исчезла, и она серьёзно, молча глядя в глаза сына, несколько раз утвердительно кивнула в ответ. Видимо, у него были серьёзные причины обращаться с такой просьбой.

Фёдоров помчался на стройку, не пообедав. Увидев Абдулхамида, выполнявшего обязанности бригадира, Алексей Витальевич отвёл его в сторону и сказал:

- Нам придётся сильно поторопиться, Хамид! Не позднее следующей среды пол должен быть окончен, потому что в пятницу – субботу я обязан, обязан! – забрать сюда мать. А ещё обои клеить – не могу же я её поместить в комнату с голой штукатуркой на стенах! Скажите, что вам понадобится.

Хамид, внимательно глянувший в лицо явно расстроенного чем-то нанимателя, надрывавшегося в последнее время на стройке, помолчал, что-то прикидывая в уме, и ответил:

- Не волнуйся, профессор! Во вторник мы закончим. В среду – четверг вместе поклеим обои. А сегодня надо привезти ещё пять мешков клея для плиток. Тогда хватит!

Фёдоров крепко пожал Хамиду его четырёхпалую, без мизинца, руку и сообщил, что немедленно отправляется в Калининград за клеем. По дороге в Калининград он размышлял о том, сколько же придётся ещё доплатить за срочность работ и где взять необходимые деньги немедленно, сейчас. В прежней-то своей жизни он брал заказ на выезд за границу, чтобы перегнать автомобиль или в качестве переводчика. Но сейчас он не мог, просто боялся, хотя бы на секунду выпустить события из-под своего контроля. Вновь пережитое им недавно чувство раздвоен­ности сознания, ощущение пребывания одновременно в двух временах, в двух разных реальностях говорило ему: "Берегись! Всё ещё пока что ненадёжно, вызванные тобой изменения реальности нестойки!" Какие уж тут поездки за границу, какие подряды?!