Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова

В Калининграде, заехав в "Викторию" Фёдоров купил для жены гранатовый сок, пару апельсинов, бананы, несколько литовских сладких сырков. Заведующую отделением патологии беременности Татьяну Владимировну он застал уже выходящей из ворот больницы. Резко затормозив, он бросился из машины к ней навстречу:

– Здравствуйте, Татьяна Владимировна! Как там, у моей единственной?..

Заведующая была врачом ещё старой, советской школы – с чувством ответственности и пониманием своего долга. За прошедшее время она уже дважды с негодованием отвергла его попытки, впрочем, весьма неумелые, пополнить её домашний бюджет. Она видела, что и не первой моло­дости пациентка, и её муж страстно хотят сохранить беременность, просто больны от страха перед опасностью выкидыша. Но угроза, как она была вполне уверена, не настолько велика. К тому же, всё необходимое, и даже больше, уже сделано. Следовательно, причин для волнений нет – уже более нет! Так она Фёдорову и сказала. Тот искренне поблагодарил и помчался в отделение. Не мог же он рассказать заведующей, что им с супругой довелось пережить здесь в иной реальности!

Тепло побеседовав с женой несколько минут, оставив ей привезённую передачу, Фёдоров отправился в магазин за 82 клеем для плиток, которыми рабочие укладывали пол кухии, ванной, прихожей. В той, прошлой действительности Фёдоров сделал это сам, он и сейчас удивлял рабочих-узбеков своими навыками, полученными в той жизни. Но теперь следовало спешить. Времени оставалось в обрез. А тут ещё предстоящая возня с обоями, приобретение погружного насоса для скважины. Во всех этих делах Алексею Виталье­вичу здорово помогали знания, принесённые из будущего: он точно знал, где и какой насос покупать нельзя – фирмочка закроется, а насос выйдет из строя во время гарантийного срока. Он отлично помнил, какие именно обои понравились его жене. Приобретая теперь точно такие же, он был уверен, что угодит своей возлюбленной и вызовет у неё приятное удивление абсолютно точным пониманием её вкуса. Он знал, что весёленькие обои, приобретённые в той реальности для маминой комнаты, вызовут у неё раздражение своей пестротой и с большой вероятностью догадывался, какие окажутся наиболее подходящими.

Но все эти знания не только облегчали его действия, но и служили одновременно дополнительной нагрузкой на психику. Таких нагрузок на психику он не знал даже в годы своего студенчества. А студентом Фёдоров был настоящим, в полной мере отвечавшим первоначальному смыслу, этимологии этого латинского слова, ведь studio означает пристрастие, старание. На старших курсах помимо учёбы он работал ещё и над кандидатской диссертацией, одновре­менно приобретая необходимые навыки практической работы хирурга на ночных дежурствах. Но тогда он был моложе, здоровее, выносливее. А теперь для защиты своей психики не предусмотрел ничего. Хватит ли сил? Выдержит ли он, его душа, двойную нагрузку? Этого не знал никто!

В шестьдесят шестом, когда Алексей окончил шко­лу и поступил в институт, был двойной выпуск. Вместе с ними – полновесными одиннадцатиклассниками – аттестаты выдали и тем ребятам, которые учились по новой программе: без "политехнического образования" и всего десять лет. Много позже, уже став зрелым мужчиной, Алексей, как и многие его однолетки, оценил одиннадцатилетнее пребывание в школе как незаменимый жизненный опыт. Это было одним из очень немногих полезных начинаний Хруща (как многие сверстники Алексея называли незабвенного Никиту – зачинателя разрушения великого Советского Союза). Три старших класса, то есть, фактически с пятнадцатилетнего возраста учащиеся советских средних школ два дня в неделю учились и работали на производстве. Критики одиннадцатилетки утверждали, что практически никто из окончивших школу не стал работать по специаль­ности, приобретённой в девятом-одиннадцатом классах. Доля правды в этом была. Но, во-первых, кто сказал, что школа должна быть чем-то вроде ремесленного училища (позднее их называли ПТУ и СПТУ)? Разве не в формирова­нии самостоятельной личности, не в подготовке её к самосто­ятельной жизни, не в приобретении навыков самостоятельного мышления состояла главная задача советской школы? А, во-вторых, кто это установил, что приобретённая профессия не пригодилась выпускникам одиннадцатилеток в жизни? Алексей, например, лишившись в результате "реформ" всех возможностей профессиональной работы, несколько лет выживал тем, что доставлял богатеям автомобили из Германии и Бельгии. Смог бы он, много лет пробыв лабора­торным учёным, это делать, не приобрети он в школе настоящих глубоких, подкреплённых трёхлетней практикой знаний и навыков в автоделе и "корочек" шофёра– профессионала? Сомнительно!

Но все эти соображения пришли позже, а тогда, в выпускном одиннадцатом классе школы, все его сверстники сходились на том, что оканчивающие с ними школу десятиклассники какие-то "недоделанные", говоря грамот­ным языком,– менее зрелые, с меньшим жизненным опытом, и в то же время с претензией на равенство с ребятами, прошедшими трёхлетнее производственное обучение. Ясно, что эта ощутимая разница в зрелости личности обусловли­валась не одним годом (ведь два дня в неделю в течение трёх лет как раз и дают в сумме один учебный год!). Нет, дело было как раз в трёх годах – в трёх классах обучения по иной программе! Немаловажным было и то, что производственное обучение мальчиков и девочек в одиннад– цатилетке велось раздельно. Позже, став профессио­нальным учёным, Алексей провёл частное социологическое исследование и выяснил (вернее, подтвердил для себя), что мужчины и женщины его возраста более зрелы, более надёжны в семье, иначе говоря – более сформировались как мужчины и женщины именно благодаря раздельному "производственному" обучению, именно в трёх старших классах школы, где остальные четыре дня в неделю оба пола обучались вместе. Однако, как бы то ни было, а сверстникам и сверстницам Алексея в 1966 году приходилось считаться с тем, что в вузах страны при поступлении будет двойной конкурс. Видимо были и какие-то официальные исследования, оценившие конкурентоспособность посту­павших в вузы одиннадцати– и десятиклассников, но Алексей особенно не задумывался над этим ни тогда, ни позже.

При поступлении в медицинский институт тогда, как и в прежние годы, сдавали всего два вступительных экзамена: по химии и по физике, а также писали сочинение. Но Алексею, как школьному медалисту, предстоял лишь один экзамен, по химии. Он и готовился только к этому экзамену, стараясь расширить круг своих познаний и углубить их. Недели через три от начала подготовки к вступительному экзамену пришла мысль: "А что, если не сдам на "пять" – ведь тогда придётся и физику сдавать, и писать сочинение!" Но было уже поздно готовиться ещё и к этим экзаменам. Так что пришлось прина­лечь на химию ещё больше: по принципу "пан или пропал". Изучив вдоль и поперёк пособие Хомченко, Алексей не поленился почитать и специальные химические журналы, ходил в областную библиотеку. Правда, в Воронеже без городской прописки разрешалось пользоваться лишь читальным залом, а Алексей ещё не умел работать над книгами, когда вокруг множество людей и нет полной тишины. Но и этот опыт занятий в библиотеке пошёл на пользу – пригодился и при поступлении в вуз, и в последующие годы профессиональной научной работы, когда приходилось за ограниченное время разбираться в обилии источников информации, выделять главное, отсекать второстепенное (не забывая о нём) и при этом работать не всегда в комфортных условиях, зачастую в шумной обстановке.