Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова

Нет, не из-за высвобожденного времени (когда всем желающим, завершившим выполнение задания и сдавшим результат преподавателю, разрешалось покинуть аудито­рию). Завидовали именно тому, что аспирант всегда или рассказывал нечто интересное, выходящее за рамки учебной программы, хотя и связанное с ней, или подбрасывал студентам такие идеи, которые служили затем предметом долгих дискуссий в общежитии.

Поэтому Алексею не только крепко запала в память идея, высказанная умельцем-инвалидом, но и мелькнула мысль: "Наверняка нам Магомет что-нибудь расскажет обо всём этом". Зайдя в аудиторию, точнее – в учебную лабораторию, воздух которой был пропитан стойкими запахами эфира, лягушачьей крови и лабораторных крыс, Алексей пристроил свой портфель на столе, положил на него голову и моментально уснул.

Разбудил его шум, возникший оттого, что в аудитории началось занятие. Голова у Алексея была тяжеловатой, но молодой организм быстро преодолел утомление, вызванное ночной работой, и переключился на тему занятия. Вопреки ожиданиям, Магомет сегодня не только не затронул тему беседы, случайно услышанной студентом, но вообще был необычайно задумчив и молчалив, хотя, как и обычно, аспирант из девяноста минут выкроил для студентов около четверти часа свободного времени.

- Все, кто сдал работу, и если нет вопросов, могут быть свободны! – произнёс аспирант Шахгельдян (такова была настоящая фамилия аспиранта) и, заметив поднятую Алексеем руку, продолжил:

- Так, у тебя Фёдоров?

- Да, есть вопрос, – запинаясь, сказал Алексей: ему только сейчас пришла мысль, что, пожалуй, и его вопрос, и сама тема, так противоречащая всему, что им преподавали на лекциях по диамату, могут оказаться неуместными. Но студент, сообразив это, сумел выйти из положения:

- Только он не по теме. Я слышал, что техник Володя…

Тут Алексей окончательно умолк.

- А-а! – протянул аспирант. – Это действительно не по теме. Но если интересуешься, то заходи! (Аспирант заглянул в свой блокнот, где планировал и записывал все свои дела). Заходи третьего мая! А пока иди, а то после трепанации черепа, наверное, устал сильно?! – в заключение с улыбкой произнёс Магомет, проявив непонятную осведомленность.

Однако встретиться с аспирантом Алексею так и не привелось: тот куда-то исчез из института. Только к осени (то есть, уже на третьем курсе) стало известно, что Шахгельдян сначала улетел в Армению к тяжело заболев­шей матери, а оттуда сразу в Москву, в НИИ патофизиологии к академику Анохину: какие-то дела в связи с защитой. Непонятно только было, почему в институт патологической, а не нормальной физиологии. Но рассуждать об этом на третьем курсе было просто: как раз приехал из Саратова новый, совсем молодой профессор и начал читать этот предмет. Знающие и интересующиеся этой наукой студенты объяснили остальным, что Пётр Кузьмич Анохин не просто патофизиолог и директор НИИ, но и создатель всемирно признанного системного анализа, системного подхода, который им начал вдалбливать новый профессор. А у Шахгельдяна он – оппонент по диссертации. Но всё это было потом, уже на третьем курсе. А тогда, весной шестьдесят восьмого, не имея собеседника по заинтересовавшей его теме, Алексей забыл об этом думать – иных забот хватало!

Вспомнился разговор аспиранта с изобретателем– инвалидом лишь осенью. Алексей опять был волонтёром на ночном дежурстве в клинике № 2, когда привезли пьяного, что называется, вдрызг студента ВИСИ – инженерно– строительного института. Собственно, не совсем верно говорить "привезли": того притащили на носилках однокаш­ники пьянчужки. Благо строительный институт располагался на том же проспекте Революции, что и Вторая клиника, во дворе которой размещалась городская станция скорой помощи. Принесли этого строителя и без дыхания, и без пульса. Так Алексей впервые получил наглядное представление о клинической смерти. Однокашники бедолаги, доставившие его, рассказывали, что стал он спускаться по водосточной трубе с третьего этажа, чтобы сходить из общежития в дежурный магазин за водкой. "Иначе бы его пьяного вахтёрша не выпустила" – объяснил тоже не вполне трезвый сотоварищ пострадавшего. В общем, неудачник сорвался, упал, а когда к нему подбежали, то он не дышал, и пульса не было.

Станислав Иванович Максимов – ответственный дежурный – глава бригады и ассистент кафедры, выясняя эти вещи, времени даром не терял: прежде всего, убедился, что на сонной артерии действительно нет пульса. Он дал команду: Дельцовой приступить к закрытому массажу сердца, старшей операционной сестре (по внутреннему телефону), чтобы готовили операционную. Тем временем дежурная фельдшерица приёмного отделения достала электрокардиограф и дефибриллятор. Лишь отдав распоряжения, необходимые для спасения поступившего, Максимов стал расспрашивать тех, кто доставил пострадавшего: всё это требовалось не только для будущей истории болезни, но и – прежде всего – для милиции (куда надлежало сообщить о несчастном случае в ВИСИ), и для прокуратуры, которая наверняка начнёт следствие, даже если пострадавшего удастся вернуть к жизни.

- Лёша, подмени! – потребовала Галина Андреевна, которая делала закрытый массаж сердца и смогла выдержать около минуты этого тяжёлого труда.

Участвуя впервые в жизни в мероприятиях реани­мации, Алексей, тем не менее, внимательно слушал, о чём говорят старшие товарищи. Получалось, что двадцати­летний пациент уже около десяти минут находится в состоянии клинической смерти. Так что никчёмна вся эта нелёгкая работа – его и клинического ординатора Изабеллы, делавшей с помощью "гармошки" искусственное дыхание пострадавшему. Не прекращая дышать за пациента аппаратом и гоняя ему по сосудам кровь посредством массажа сердца, того доставили в операционную. Здесь бригада мгновенно подключила аппарат искусственного дыхания, электрокардиограф и сопряжённый с ним дефибриллятор. Максимов, надевший перчатки на не помытые должным образом руки и стерильный халат поверх них, ввёл в полость сердца хлористый кальций (адреналин в сердечную мышцу ввели ещё в приёмном отделении).

- Сколько?! – резко спросил Максимов, когда, повинуясь его приказу, с области сердца убрали электрод дефибриллятора.

- Семь минут с момента поступления, Станислав Иванович,– ответила Изабелла, следившая за временем и работой приборов.

- Нож! – распорядился шеф бригады и небрежно мазнув по коже марлевым шариком, смоченным спиртом с йодом и закреплённым в зажиме Кохера, одним движением скальпеля вскрыл грудную клетку неудачливого пьяницы.

Он начал так называемый открытый массаж сердца. Конечно, так и кровообращение лучше можно обеспечить, и больше шансов сердце запустить. Потом Максимов ещё раз ввёл в сердце адреналин. Однако и последующие шесть минут усилий не дали никакого результата.