Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова

Беседа с Десятым затянулась до вечера, но уже в самом её начале, к полудню генерал утвердился во мнении: скоро понадобится, чтобы Десятый постоянно был в пределах досягаемости. В ходе разговора Десятый старался быть предельно лаконичным, но зачастую начинал волно­ваться, сбивался на мелкие детали, тут же брал себя в руки и вновь переходил на сухой деловой тон фактов и имён. В такие моменты особенно остро ощущалось, что всё то невероятное и зачастую страшное, что он затрагивал, действительно Правда, что всё рассказываемое выстрадано им лично и хорошо обдумано, что он не упоминает сейчас и сотой доли того, о чём знает. Взять хотя бы эту историю о том, что кандидатуру Горбачёва предложит… Громыко. Да! Трудности предстояли огромные! Составленный Десятым и привезённый на встречу меморандум состоял из ста пятидесяти листов. И уже беглый его просмотр давал основания для заключения: неоценимый материал. Но опасностей генерал видел несравненно больше, чем подозревал непрофессионал Десятый. Однако дело – Дело! – заслуживало трудов и усилий и стоило слишком многого!

Но в их беседе с Десятым имелось нечто такое, что оба пока выключили из обсуждения, хотя оно и являлось самым важным. Тем, по отношению к чему всё прочее было лишь необходимой подготовкой, а то и фоном. Это был во­прос о кандидате на пост будущего руководителя страны – после смерти тяжело больного Андропова и вместо Горба­чёва. Леонид Иванович оценил деликатность, проявленную Десятым в этом главном вопросе. Тот подчеркнул, что имеет не подлежащие сомнению сведения о разрушительной деятельности определённых, уже названных им лиц, но лишь некоторые намётки и соображения о тех людях, которые могли бы предотвратить катастрофу. И тут же Десятый привёл весомо аргументированное "личное мнение" о будущем президенте Белоруссии Лукашенко, о ленинградце Романове и. главе КГБ Федорчуке.

Затронутые Десятым, практически лишь намёком, имена покойного партийного руководителя Белоруссии Машерова и секретаря Ленинградского обкома Романове впервые заставили генерала задуматься об обстоятельствах гибели умного, мужественного и честного белоруса и дискредитации патриота из Ленинграда. Тот непроницаемый мрак, который окутывал смерть руководителя Белоруссии, в сочетании с официальной версией о заурядной автодорожной катастрофе заставил Шебуршина содрогнуться: в суде бы этого он доказать не смог, но для себя уяснил: эта катастрофа организована высшими чинами из его конторы! Но ещё большую дрожь вызвали конкретные имена заказчика и организатора гибели Машерова, которых опытный разведчик сумел вычислить на основании множества косвенных улик и нескольких мелких, но для него явных фактов. В этом свете полунамёки Десятого выглядели предостережением, но одновременно и ещё одним доказательством правоты гостя из будущего. На секунду в душе у Шебуршина мелькнул упрёк: "Во что же он меня втягивает?!" Это было естест­венной реакцией, связанной с опасением за свою жизнь. Но те же самые обстоятельства, что вызвали этот страх, окончательно излечили генерала от того, что он сам теперь называл "аппаратной болезнью". Патриотизм и врождённая порядочность требовали от генерала хотя и тщательно продуманных, но активных действий. Без риска тут никак не обойтись!

Впоследствии, осторожно собрав сведения о Романове, Шебуршин с лёгкостью смог ещё раз подтвердить для самого себя участие в этой акции дискредитации людей из Конторы. Кроме того выходило, что созданное по личной инициативе Андропова Пятое управление – управление борьбы с идеологической диверсией ("Пятка") как раз такие диверсии и осуществляло. Но как же быть с главой управления?! Боевой генерал Отечественной войны Филипп Данилович Папков не вызывал у Шебуршина хотя бы доли тех сомнений и упрёков, которые он, как оказалось, заслу­живал! Впрочем, именно так и должно было быть: тот ведь своего рода Штирлиц, только – наоборот! Зато прекрасно объяснялась последующая служба Папкова у еврейского финансового магната Гусицкого, о которой рассказывал Десятый. Леонид Иванович в связи со всеми вскрывшимися обстоятельствами начал чувствовать себя разведчиком, чудом оказавшимся на высоком посту в стане врагов. Самое трудное и самое страшное заключалось в том, что при всём этом он находился не в чужой стране, а на Родине, у себя дома. Получалось ещё, что его резидентом был тот внешне молодой человек, которого он окрестил "Десятым".

Генерал не мог всерьёз отнестись к кандидатуре Лукашенко. И вовсе не потому, что этот молодой (28 лет) человек был колхозным бригадиром. Просто развиться в крупного государственного деятеля его заставили особые условия, особая нужда – те, которые возникнут десятью (всего лишь десятью!) годами позже. Нужен был кто-то иной, с опытом работы в цековской кухне, как на это и намекал Десятый. Конечно, лучше всего бы с такой ответственной задачей справился бывший партизан, честнейший патриот Машеров. Потому-то он и убит. Романов – слабее, и у него нет того непререкаемого авторитета, что был у покойного белоруса. Видимо так и расценивали враги обоих этих людей. Потому и прибегли всего лишь к неопасной для жизни клевете об использовании царского музейного сервиза на свадьбе дочери Романова.

Шебуршин стал обдумывать способы реабилитации Романова. Другой задачей стал поиск иных кандидатов, в том числе и среди тех лиц, которых упомянул Десятый. Ещё в самом начале их долгой беседы гость счёл нужным пояснить, что он всего лишь патриот, у которого есть точные сведения о катастрофе страны и о ряде "засветившихся" (Десятый выделил это слово) предателей – организаторов и соучастников; что у него нет ни необходимых знаний, ни навыков, ни возможностей для поиска, подготовки и "проталкивания" кандидатур вместо главных предателей. Генерал при этом полагал, что ему необходимо получить от Десятого ещё и сведения, позволявшие обрести для себя такого помощника, который мог бы способствовать продвижению кандидата взамен предателя Горбачёва.

Размышляя обо всём этом, Леонид Иванович пришёл к выводу, что Десятый был прав, выбрав его: кому, как не профессионалу нелегальной разведки, надлежало искать недостающую информацию, необходимую для предотвра­щения катастрофы. Другим выводом генерала было то, что он ничего не сможет сделать без риска роковой ошибки, если не будет располагать информацией, доставленной из будущего Десятым. Ни в объективности, ни в точности сведений, сообщаемых ему Фёдоровым, сомнений более не осталось. Особенно теперь, после проверки тех данных, что передал Десятый во время их ноябрьской встречи. Более того, основываясь на этих сведениях, генерал заподозрил связь некоторых из высших лиц Комитета с теми, кто по данным Фёдорова впоследствии окажется предателями.