Марианна Алферова - Тайна «Нереиды»

— Нет, нет, — наигранно запротестовал Пизон. — Сенат тут же устроит скандал. Что-нибудь поскромнее. К примеру — ты можешь открыть в моем банке благотворительный фонд. «Фонд поддержки детей-сирот, жертв Третьей Северной войны».

— Какие сироты, дядюшка! Война кончилась двадцать лет назад! Все сироты либо померли, либо давно выросли.

— Тем лучше для сирот. И для фонда.

— Неплохо придумано. А что ты хочешь еще?

— Хочу заняться каналом через перешеек в Новой Атлантиде. Хорошо бы финансирование шло через мой банк.

— Зачем тебе этот дурацкий канал? — удивилась Криспина.

— Большие деньги всегда зарывают в землю, — загадочно отвечал Пизон.

«До сих пор не установлено, кто стоит за похищением Триона и бывших сотрудников его лаборатории».

«Взрыв нефтеналивного судна недалеко от Монако угрожает загрязнением всему Лазурному берегу».

«Пятнадцатилетняя девушка споткнулась и упала, врезавшись головой в витрину. Осколок стекла перерезал артерию. Девушка скончалась от потери крови. Количество подобных несчастных случаев с каждым днем возрастает». «Рим засыпает и просыпается под вопли голодных кошек. Пожертвования для животных принимаются в обществе охраны животных».

Сервилия просматривала меню обеда и отдавала распоряжения повару, когда запыхавшаяся служанка сообщила о приходе императора Руфина. Поначалу Сервилия не поверила. Неужели император явился, не предупредив заранее о визите?! Сервилия с утра пребывала в дурном расположении духа, и нежданный визит Августа не улучшил ее настроения. Приход Руфина не сулил ничего хорошего. Матрона поспешила в таблин. Руфин небрежно развалился на покрытом подлинной леопардовой шкурой ложе и листал последний сборник стихов Кумия. Император был в тоге триумфатора, затканной золотыми пальмовыми ветвями. И это тоже не понравилось Сервилии. А еще больше ей не понравилось, что императора сопровождал Элий. Цезарь тоже был в пурпуре. Элий держался не столь по-хозяйски, он даже не присел,

а стоял возле книжной полки, делая вид, что читает вытесненные золотом имена на кожаных переплетах кодексов. Когда Сервилия вошла, Элий поклонился, а император лишь вскинул руку, будто приветствовал не даму, а центуриона преторианцев. Происшедшие с Руфином перемены многих повергли в недоумение. Император выглядел помолодевшим и поглупевшим. И невыносимо самодовольным. Август видел и слышал лишь самого себя. Государственные дела его не интересовали. Даже сообщения о гениях не взволновали. Даже донесения из Персии не встревожили. Руфин вел себя как разбогатевший плебей. Одевался пестро и ярко, где надо и не надо появлялся в пурпуре и золоте, все пальцы его были унизаны перстнями, а глаза — подкрашены. Ходили слухи, что после убийства сына Руфин помешался — отсюда и его решение жениться, и самодовольство, и некая глуповатость в словах и поступках, и нелепые манеры. Сервилия находила эти слухи правдоподобными.

— Твой таблин — прекрасная картина, — император выставил руки, заключая пространство в прямоугольник из пальцев. Подсмотрел жест у какого-нибудь киношника. Голос Августа звучал фальшиво, как голос начинающего актера. Но в последнее время он со всеми говорил только так. — Коричневые и золотистые оттенки. Великолепно! У меня есть несколько картин северной школы, написанной в коричнево-золотистом колорите. Я заплатил за каждую полмиллиона.

— Твоя коллекция восхитительна, Руфин Август! — отвечала Сервилия, при этом краем глаза следя за Элием.

— Картины подлиннее жизни. Смотришь и радуешься, и не живешь. Нежизнь — вот радость. — Эти смутные фразы мало подходили к его самодовольному виду. — А мы к тебе по делу, — без всякого перехода сообщил Руфин. — Элий собрался жениться. Мой маленький сынок хочет жениться, — Руфин прищурил один глаз и хитро поглядел на Сервилию. — Жениться — это хорошо. Всем надо жениться. Ты еще не догадываешься, кто его избранница?

Сервилия Кар стиснула зубы, призывая гнев богов на голову хромого калеки.

— Нет, Руфин Август, я не знаю предпочтений Элия Цезаря после того, как Марция Пизон бросила его.

Элий, несмотря на все свое самообладание, изменился в лице. Сервилии показалось, что она почувствовала невыносимую боль Элия. И эта боль ее порадовала. Руфин же просто-напросто не заметил ядовитого, укола.

— Ну как же! — Август расхохотался. — Ведь он спас твою дочку от смерти! Любой бы на его вместе влюбился в эту юную взбалмошную особу.

— Да, я помню, чем обязана гладиатору Юнию Веру и Элию Цезарю.

Она намеренно поставила на первое место гладиатора, а Цезаря лишь на второе, желая унизить Элия. Но цели своей не достигла.

— Юний Вер сделал гораздо больше для спасения Летиции, нежели я, — отвечал Цезарь без тени обиды.

— Я заплатила Юнию Веру миллион. За такие деньги можно сделать очень много.

— А сколько ты заплатила Элию? — ухмыльнулся Руфин. — Ничего? О, конечно, мой сынок Элий бескорыстен. Но он влюблен. В твою дочь. И я, его приемный отец, не могу спокойно смотреть, как он сгорает от любви. — Руфину доставляло радость разглагольствовать об этой вымышленной страсти. — И я прошу твою дочь Летицию Кар стать женой моего дорогого сыночка.

Сервилия ожидала этих слов, но покачнулась, как от удара.

«Как он пронюхал? Не может быть!» — пронеслось в голове. О, если б она могла, как Медуза, обращать людей в камень! Ярости бы ей хватило!

— Я могу сказать нет.

Но Руфин пропустил ее «нет» мимо ушей.

— Пусть сама Летиция даст ответ, как это полагается, — вмешался в разговор Элий.

— Я же говорю, мальчик влюблен, — хмыкнул Руфин.

Император намеренно именовал Элия мальчиком. Если Элий в тридцать два — мальчик, то Руфин в свои пятьдесят с лишним — молодой человек. Юлию Цезарю тоже было пятьдесят три, когда он катался по Нилу с Клеопатрой. А Клеопатре — двадцать один. Почти как Криспине.

— Летти плохо себя чувствует и не выходит из комнаты, — соврала Сервилия.

«Два придурка, один хромой калека, другой — сумасшедший, неужели вы оба не видите, что ваше время истекло?» — хотелось ей крикнуть в ярости. Сервилия сдерживалась из последних сил.

И тут дверь распахнулась, и в таблин вбежала Летти. В розовой коротенькой тунике, ярко накрашенная, отчего выглядела старше своих лет.

— Приветствую тебя, Руфин Август, и тебя, Элий Цезарь! — Она выкрикнула эти слова слишком громко, потому как задыхалась. Не от бега по лестнице — от волнения.

— А вот и Летиция, — слащаво улыбнулся Руфин. — Прекрасная картина — розовое на коричневом фоне. Как розовый фламинго. Мой сыночек воспылал к тебе такой страстью…