Валерий Белоусов - Раскинулось море широко

'Попе плохо геморой'

'Самое лучшее невроз. Одна капля перед сном хочу спать! Муж не хочу!'

'Вот гад, а, скажи, Владимир Иванович? Капли от мужиков продаёт… ну, я ему сейчас…'

'Ну почему же только ОТ мужиков? Вот смотрите:'Капля. Выпил через десять минут, любить хочу. Для женщин!'- я думаю, весьма полезная штука…'

'Да Вы что, Владимир Иванович? Вы представляете, что будет- купят, к примеру, подлюги-гимназистки, да своей же классной даме на перемене в чай и подольют… какая уж тут контрольная…'

'Павел, да на что нам этот китаёза, пойдёмте уже…'

'Нет, дорогой мой…я за потребительский рынок отвечаю! На этого обормота уже жаловались. Купила тут купеческая вдова Семибрюхова у него средство для похудания- и три дня потом из ретирадного места не вылезала…отравил, подлец! Ну, сейчас я протокольчик-то составлю… и деньги у меня кончаются…'

Но не судьба была помощнику полицмейстера поправить финансовое положение…Витрина старого, очень старого даоса разлетелась вдребезги, и под ноги Семёнову грянулся трепещущий кусок окровавленного мяса…

'Печень- констатировал Шкуркин - с признаками алкогольного цирроза- видите, ожирение?'

Семёнов в очередной раз пожалел, что сегодня утром плотно позавтракал…

Однако Владимир, проявив явно начинающий формироваться профессионализм, всё же подавил так хорошо за последние дни знакомый ему позыв, и сглотнув слюну, несколько охрипшим голосом произнёс:'Интересно, чья это печень?!'

Шкуркин, меланхолически, отвечал:'Да думаю, вряд ли дядюшки Чэня… он зелёным вином не балуется, в основном ганджубас покуривает…'

'Чего- чего он курит?'

'Cannabis Indica '…

'А-а- вот как! каннабис, значит!'- Семёнов всё равно ничего не понял. В гимназиях он не обучался, по слабости здоровья, был на домашнем. А в Морском Корпусе латынь была не в чести. Да и сам Семёнов с латынью, как весьма многие русские школяры, не дружил…

Вдохнув, Шкуркин достал из кармана форменного пальто аккуратно смятый лист газеты 'Дальнiй Востокъ', приготовленный было для собственных естественных нужд (бумага тонкая, мягкая, и совсем не пачкается типографской краской), и, нагнувшись, осторожно, чтобы не обкапаться, прихватил шматок человеческого мяса:'Вещдок такого рода оставлять на мостовой не годиться! Вмиг бродячие собаки утащат…'

Потом Шкуркин на секунду задумался и добавил:'Или коты.'

Затем, держа в левой руке быстро намокающий красным свёрток чуть наотлёт, вытащил сзади, из-за пояса брюк верный 'бульдог ':'Ну, пройдёмте, надо же посмотреть, кто это такую ценную вещь потерял…'

Колокольчик в дверях аптеки приветственно звякнул…

Сразу при входе, встречая гостей, висели традиционные красные вымпелы- слева с золотыми иероглифами 'Кан-ти', а справа, разумеется, с серебряными 'Тань-ши'…

Аптека была пуста… только тихо потрескивали ароматные палочки, курясь таинственными запахами…

Оглядевшись по сторонам, Шкуркин продекламировал:'

Наконец, я зашёл в аптеку,

которую посещал, должно быть,

ещё сам Конфуций, -

чтобы попросить себе Зуб Водяного Дракона,

который, как я слышал от друзей из полиции,

иногда сулит утешение

и никогда не приносит вреда.

Китаец, куривший трубку, спросил,

что меня беспокоит,

и я, как всегда, не сразу нашёлся с ответом.

'Стихи, эти проклятые стихи- ответил я,

Там, где другие видят красоту переживаний,

я кричу от боли!

И ещё: потом

меня тошнит кровью и темнеет в глазах,

знаете ли, ужасно больно… '

Аптекарь взял фарфоровую чашку

и показал где-то на её дне

воспалённую поверхность моей души. '

'Павел, Вы чего?'- с опаской спросил Семёнов.

Будто пробудившись, Шкуркин встряхнул головой и, положив печень на бронзовую чашку звякнувших весов ('Три фунта ровно'- машинально отметил про себя Семёнов) отвечал:'Так, ничего-с…навеяло…но где же дядюшка Чэнь?'

Красно-лаковая дверь, ведущая в задние комнаты, распахнулась, и через неё, путаясь в шёлковой занавеске, в торговый зал выпал окровавленный человек…

'Как любопытно…'- с отстранённым, несколько философским интересом проговорил Шкуркин (Семёнов стал вообще замечать, что после знакомства с мадам Вонг и её водяными дракончиками стал Павел Андреевич каким-то задумчивым. Ходит и постоянно меланхолически вздыхает, как ломовая лошадь. И стихи вот эти непонятные… футуристические, без рифмы! Вообще, как поэт поэта, Семёнов его где-то даже понимал, догадываясь, отчего у его товарища эта душевная боль- которая бывает хуже, чем зубная…).

'Да-с, посмотрите- весь с головы до ног в кровище- а раны-то где? '

Действительно, испачканный кровью, как жрец Митры во время жертвоприношения, довольно ещё молодой китаец, с опухшим, испитым лицом, обнажённый до заплывшей жирком талии, видимых ранений не имел…

'Может, из носа натекло?'- предположил с испугавшей его самого академичностью Семёнов (опыт, великое дело…когда в деревне поросёнка резали- он потом месяц мяса не мог есть, а вот поглядите-ка сейчас!)

'Да нет… если бы из носа- то в ноздрях корочки запеклись бы…да, а где дядюшка Чэнь, я интересуюсь?'

Из распахнутой двери повеяло многозначительным дымком…

'Ха, да это же марихуана- радостно воскликнул Семёнов, потянув носом - Была у меня одна питерская курсистка, которая любила 'книжки почитать', из гомеопатической аптеки на Малой Морской не вылезала…

'И чего же она в аптеке читала?'

'Так, в основном психоделику… Блаватскую, Рериха…'

'Рерих- это который неолитические стоянки раскапывал? А Блаватская… Не слыхал.

Впрочем, Ex ungue leonem cognoscimus, узнаю льва по когтям. Если кто-то в аптеке дядюшки Чжэна пыхает травкой, значит, скорее всего- это дядюшка сам и есть…'

Действительно. Перед обитой чёрной кожей кушеткой сидел на корточках длиннобородый, в три волосинки, китаец- которому можно было с успехом дать и тридцать, и сто тридцать лет…

Мудрый даос отстранённо пыхал маленькой трубочкой, из которой струился сладковатый аромат.

Увидев незваных гостей, у одного из которых в руках был короткоствольный револьвер, даос только покачал головой - чего только не привидиться во время сеанса…

После непродолжительной беседы, во время которой задумчивый даос демонстрировал какие-то рукописные свитки с красными вислыми на золотых шнурках печатями, Шкуркин пояснил суть дела.

Мандарин второго класса Чжу Дэ в силу особенностей своего благородного характера крепко начал принимать ветер с дождём, то есть увлекаться алкогольными напитками… Когда его благородная печень стала давать знать, что скоро мандарин обретёт дух ветра, то есть воссоединиться со своими благородными предками - то он не нашёл ничего лучшего, как обратиться за 'золотыми пилюлями' к дядюшке Чжэну.