Юрий Корчевский - Воевода

Хозяин сам принес жареного поросенка, соленых огурцов, капусты, куриного супчика, вина стоялого, пирогов рыбных. Да тут еды хватило бы и на пятерых.

Когда первый голод был утолен, и мы немного согрелись, я завел разговор.

— А скажи, хозяин, как село называется?

— Кривой Лог, барин.

— Много ли в нем дворов?

— Много — пять десятков будет.

— Жителей всех знаешь?

— А то!

— Не подскажешь — есть ли такой Серафим?

Я подробно описал мужика. Хозяин поскреб затылок:

— Да вроде не припомню такого.

Я достал из поясного кошеля серебряную монету и бросил ее на стол. Хозяин цапнул серебро, но я припечатал его руку своей.

— Сначала расскажи!

— Не живет у нас такой, но заезжает. Третий дом отсюда — Самоха. Серафим — скользкий тип, да и Самоха не лучше. На что живет — непонятно. Огород в запустении, из живности во дворе только птица да свинья. А бабе своей меж тем одно обновки меняет. Наши бабы уж обзавидовались.

— Ты — к Серафиму поближе.

— А что Серафим? На постоялый двор заходит редко — только забежит иногда твореного вина выпить. Но вот приметил я — как Серафим в селе появляется, так Самоха на несколько дней куда-то пропадает. Не иначе — оба одним делом промышляют.

— Каким же?

— То мне неведомо.

— Все сказал?

— Что знал.

Я убрал свою руку. Хозяин попробовал серебро на зуб, удовлетворенно кивнул и сунул монету в калиту на поясе.

Мы доели поросенка, допили вино. Потянуло в сон.

— Веди, хозяин, в комнату.

Поднялись на второй этаж. Хозяин открыл дверь жарко натопленной комнаты.

— Отдыхайте, гости дорогие.

— Ты вот что, хозяин. Разбуди с первыми петухами.

— Как изволишь, барин.

Мы сняли тулупы и уселись на постели.

— Что думаешь, Федор?

— Мыслю, Серафим — главарь, а Самоха этот — подручный. Как Серафим приезжает, Самоха собирает людей своих по деревням — и на злодейство едут.

— А что, пожалуй — верно думаешь! Я такого же мнения. Давай спать, я хозяину сказал — разбудить нас с первыми петухами. Коли первый встанешь, проследи со двора — не проедет ли по дороге Серафим.

— Сделаю, боярин.

— Тогда спать.

Через минуту мы уже спали. Мне показалось, что голова только подушки коснулась, а в дверь уже стучат.

— Кто? — спросонья хрипло спросил я.

— Петухи пропели, ты же, барин, сам разбудить велел, — послышался голос хозяина двора.

— Федор, встань, поди проследи за дорогой, я еще сосну чуток, а то будто и не спал.

Федор оделся и, зевая, вышел.

Я опять уснул, но и сейчас выспаться не удалось. Федор тряс меня за плечо. Я с трудом приоткрыл глаза и увидел раскрасневшееся лицо Федора. От него дохнуло свежим утренним морозцем.

— Вставай, боярин. Только что Серафим проехал, едва его признал при луне. Я к тебе уж было бежать собрался, да следом — сани, и в них — трое мужиков.

— Надо догонять, — всполошился я.

Я стал быстро одеваться.

— Боярин, я думаю — не надо торопиться.

— Это почему? — от удивления я даже одеваться перестал.

— Кабы засаду на нас не сделали. Сам подумай — почему затемно выехали? Чтобы не увидели.

— Может — торопятся?

— Помнишь, что хозяин сказывал? Как Серафим приедет, после этого Самоха исчезает. А тут они, почитай, вместе уехали. Ой, чует мое сердце, засаду нам приготовили.

Я уселся на постель и задумался. В словах Федора правда была, как-то об этом не подумал спросонья. И если они засаду на нас делают, то участок, где это может произойти, невелик — между селом и Волгой. Дорога узкая — двум саням не разъехаться, лес по обе стороны. На льду Волги засаду не устроишь — издалека видать.

— Пошли со мной.

Мы спустились вниз.

— Хозяин, у тебя лошадь и сани найдутся?

— А как же!

— Дай на время.

— Деньги вперед.

— Вот тебе деньги за постой, еду и лошадь с санями. И одежду старенькую найди — на двоих.

— Этого добра хватает.

Хозяин вын!ел.

— Ты чего удумал, боярин?

— Надо их с толку сбить. Если засада на нас, то будут ждать двух верховых. Мы же с тобой в санях поедем, а на наших лошадей чучела посадим.

— Где их взять-то? — присвистнул Федор.

— Сейчас хозяин старье принесет, на конюшне соломой набьем. В темноте и не разглядишь сразу — живой кто едет или чучело это, — обмануть их надо.

Хозяин принес ворох старой одежды: дырявые штаны, ветхие рубахи — даже кожушок драный, сильно битый молью. Все это он брезгливо бросил у порога.

— Лошадь с санями где?

— Слуги запрягают. Лошадь-то опосля верните.

— В лучшем виде! Не боись, не тати мы.

Взяв в конюшне соломы, приготовленной для денников, мы набили потуже старую одежду, усадили чучела в седла своих лошадей и привязали. В предрассветной темноте да с расстояния в несколько шагов все выглядело натурально.

— Пистолет проверь, — сказал я Федору.

— Уже.

Уздечки наших лошадей мы привязали к задку саней.

Федор сел на облучок, я же лег на дно саней и прикрылся мешковиной. Пистолеты держал за пазухой, чтобы теплые были, не подвели на морозе. Тронулись.

— Федор, как заметишь что подозрительное — шумни, а то мне не видно ничего за бортами. И… это… по возможности — Серафима или Самоху в живых оставить надо.

— Ну ты сказал, боярин. Я же их в глаза не видел. И перед тем, как выстрелить, я что — имя спросить должон?

— Да это я так. Уж очень побеседовать с кем- то из них хочется.

— Оно понятно.

— Все, едем молча.

Тишину теперь нарушал лишь скрип полозьев по снегу да легкий стук копыт лошадей. Мы, по моим подсчетам, должны были уже на лесную дорогу выехать. Наверняка засада — если мы не ошибались, конечно, — подальше будет. У самого села не станут пакостить.

Напряжение нарастало. Как бы от волнения не нажать раньше времени курки взведенных пистолетов.

— Твою мать! — закричал во весь голос Федор.

И тут же громыхнул выстрел, второй… Стрелял не Федор, но где-то близко.

Я отбросил мешковину и сел в санях. В предрассветном сером уже сумраке к саням бежали две фигуры. Я вскинул пистолеты, нажал на курок одного и следом — другого. За моим дуплетом почти сразу громыхнул пистолет Федора. Я успел увидеть, как фигуры справа, по которым я стрелял, падают, и резко обернулся влево. И с этой стороны к саням бежали двое, размахивая чем-то железным. Чем именно — было плохо видно из-за темноты.

Я бросил бесполезные уже пистолеты в сани, перевалился через борт и оказался на коленях в снегу. Почти тут же в сани ударило лезвие топора.

Рывком вскочив на ноги, я рванул саблю из ножен и без замаха полоснул по разбойнику. Негодяй успел отскочить, но концом лезвия я его все же достал. Полушубок на нападавшем расползся на животе, обнажив белеющее исподнее.

Рядом с лошадьми слышался звон ударов. Там сражался Федор. Прыжком я вскочил в сани и сверху атаковал врага, нанеся ему серию ударов. Разбойник не уклонялся, но успевал прикрываться топором. Попадая по железу, сабля высекала искры. Что-то мой противник больно ловок для простого крестьянина!