Ашер Лод - Призмы

Папа Гершель, конечно, изумился бы чекам, которые подписывает его ребенок. Ничего подобного ему и не снилось, хотя, как и все папы, он желал своему мальчику судьбу полегче своей. Намучившись в Патагонии, где решительно никто не читал на идиш, и, перекочевав поближе к цивилизации, в городок Консепсьон, всего в полтысяче километров от города Сант-Яго, Гершель послал сына учиться в благословенную Италию.

Отсюда, как можно догадаться, и музыкальные лошади "Тоска-Нини", и секретарша Сало итальянка.

Натуральная итальянка, подчеркивает репортер, замечая, что собаки Сало — натуральные норвежки. Из Осло. Одна из них отзывается на сложное имя "Ингентин", что в переводе на туземный иврит значит "Чепуха".

Натуральная итальянка работает в офисе Сало в Рамат-Гане. Офис трехэтажный. Интерьеры скромные, но роскошные. Мы, деревня, так не умеем, у нас либо мраморные полы, либо обои под мрамор. А офис Собельского оформлен по эскизам его жены-американки, с которой он познакомился в Италии. Джейн Собельская училась дизайну у итальянцев. У самого Беллини. Более того, у Рудольфе Бонте.

Мы о таком и не слыхали, откуда нам, серым. Впрочем, для нас линия дизайнера Бонте не так интересна, как линия кругосветного путешественника — Собельского. Почему после Чили и Италии ему и в Осло не сиделось? Почему в Норвегии он вдруг уговорил американку Джейн принять еврейство и репатриировался с ней в Израиль? "Кошер" Сало не ест и сейчас, а сионизмом и вовсе никогда не болел, скорее наоборот.

О том, что скорее наоборот, свидетельствует важный период между Италией и Норвегией. Репортер ярко осветил этот период как связанный через Сало с мировыми знаменитостями. Дело было в Сайт-Яго, куда по восходящей линии, из Патагонии через Консепсьон, добрался-таки упорный Гершель, отчаявшийся писать на идиш и открывший в столице Чили фабрику аптечных резиновых изделий. Каких именно, сказать не могу: репортер не сообщает. Зато он подчеркивает, что у Сало, вернувшегося из Италии, была шикарная квартира в Сант-Яго. И кто только в нее не был вхож! Кто только не проводил там ночей в беседах о благе человечества, потягивая виски и попыхивая сигарой! Но прежде всего — о благе чилийских трудящихся, вступивших на путь революционных преобразований под руководством президента Альенде. В компании сына старого Гершеля бросались в глаза: голландский кинодокументалист-классик Иорис Ивенс, друг Кармена, советского кинопоэта революции на Кубе; кубинский певец свободы Сильвио Родригес и его американский собрат Дин Рид; кинопродюсер Коста Гаврас, миллионер-революционер. И, наконец, гость из Москвы, Евгений Евтушенко. В самом деле, какая может быть на свете революция без Евтуха, как его ласково называют политзаключенные на его родине. Но и без сына старого Гершеля чилийцам никак нельзя было обойтись в их национально-классовой битве с монополистическим американским капиталом. Сало с восторгом встретил избрание бедного президента и вскоре перешел с ним на "ты", став главой почтово-телефонного ведомства, которым его назначил Альенде.

Таким образом, сын ничему не научился у отца. Если старый Собельский, по крайней мере, заблаговременно убежал к Южному полюсу, то молодой Собельский кинулся к Северному и домчался до Канады лишь тогда, когда его почему-то не укокошил кровавый диктатор Пиночет. Так что между Чили, Италией и Норвегией затесалась еще и Канада. Там его и отыскала знаменитая фирма пишущих машинок. Там же Собельский, по-видимому, крепко задумался. А в Осло, надо полагать, окончательно решил, что дожидаться революции в Норвегии не стоит.

Но все это лишь догадки.

Не вызывает сомнения одно. Купил дом в Кфар-Шмарьяху и репатриировался в Израиль. Скромно, но роскошно.

...На днях у знакомых встретил чету, прилетевшую из Западного Берлина устраивать какие-то свои дела в Израиле.

Бывшие советские евреи, они девять лет прожили в Израиле, а затем эмигрировали в Германию, объявив приятелям, что едут добиваться немецкой пенсии на старость.

Отсюда следовало, что отъезд лишь временный. Однако до пенсии чете оставалось еще целых десять лет. Для знакомых, как обычно, все это было крайне неожиданно. Никто не задавал вопросов, как не задают вопросов людям, у которых внезапно обнаружилась нехорошая болезнь. Наоборот, всем было бы удобней, если б помолчала и чета. Но та не унималась и твердила про пенсию, да еще каким-то воспаленным шепотом, оглядываясь по сторонам. Собеседникам ничего другого не оставалось, как кивать и поддакивать с понимающим видом, пряча при этом глаза, как это всегда бывает, когда вас против воли делают соучастником чужого обмана.

Чета, кстати, никому ничего не обязана была объяснять. Юридически еврей в Израиле так же свободен ехать на все четыре стороны, как француз во Франции или американец в Америке. Будь у него на то, как у любого человека в свободном мире, миллиард причин или ни одной. Но если французу или американцу в голову не придет извиняться за свой поступок, а его друзьям и знакомым — видеть в этом поступке нетто предосудительное, то нет, я думаю, такого бывшего галутного еврея — и сабры тоже! — который, решившись эмигрировать из Израиля, обошелся бы без маленькой или большой лжи.

Иногда это совершенно детские враки. До того беспомощные, что нельзя их объяснить иначе, чем стыдом, настолько режущим глаза, что любая басня хороша, лишь бы оправдать свой поступок перед людьми. Одна очень умная дама увезла двух своих сыновей от военной службы в Израиле под тем предлогом, что ее бабушка неожиданно получила в Германии наследство и нуждается в провожатых. Дама прекрасно понимала, что в эту бабушкину сказку даже дети не могут поверить, и все-таки самозабвенно врала всем знакомым и незнакомым. Года через три я случайно столкнулся с этой нынешней жительницей Германии в конторе тель-авивского адвоката. С места в карьер, словно видела меня вчера, она выпалила: "Тут у вас болтают, будто я — йоредка! Называть меня йоредкой я никому не позволю!" — и глаза ее возмущенно сверкнули.

Наезжая в Израиль, эмигранты видят в бывших согражданах, особенно знакомых, своих судей и переходят в оборону, хотя на них никто не собирается нападать.

Кстати, нужно объяснить, что такое "йоредка". Отглагольное существительное "йоред", как и его антоним — отглагольное существительное "оле", имеют свою историю.

Достаточно раскрыть Библию в любом месте, где рассказывается о переселении евреев из Эрец-Исраэль в какую-нибудь другую древнюю страну, чтобы заметить одну особенность. Эмиграция еврея из своего отечества повсюду обозначена одним и тем же глаголом: "Ярад". Дословно — "сошел", "спустился". В Библии, надо заметить, что глагол лишен какой бы то ни было оценочной категории. Сообщается топографический факт: перемещение из страны, расположенной на определенной высоте над уровнем моря, в страны, расположенные ниже. Библия вообще излагает события, не давая оценок. Даже когда речь заходит о злодейском убийстве, оно описывается бесстрастным языком протокола. Библия не требует судить эмигрантов как изменников родины. Даже не настаивает на том, что родина — самое возвышенное место на земле. Просто всякий раз, когда человек покидает родину, сказано "йоред". А когда он возвращается, сказано "оле".