Даррелл Швейцер - Секретная история вампиров

Йелдгрейв встретился глазами с Гудини и кивнул:

— Но так обычно поступают шарлатаны. Есть поговорка, старая как время: эксиго инфидус, верум экзисто солво — «можно продать ложь, но правда дается бесплатно». Поэтому я не приму денег за сегодняшний сеанс.

— Тогда чего вы хотите? — спросил друг Гудини, репортер.

— Только одного — привилегии получить приглашение в ваши дома. А теперь… — Йелдгрейв оглядел комнату. — Я могу надеяться, что никто из слуг не прячется поблизости, чтобы в нужный момент выскочить из потайной двери в роли призрака? Нигде не припрятан граммофон с записями труб и ревущего ветра? Ни у кого нет потайных карманов или осветительного пороха?

— Нет, — прорычал Гудини.

— Я так и думал, но, учитывая вашу профессию, хотел убедиться, что гости знают: все происходящее сегодня — подлинно. Давайте же начнем.

Через миг столовую наполнил слабый аромат духов «Арлекинейд». Бесс вскрикнула и прикрыла рот руками.

— Гарри!

— Тихо, Бесс, это ничего не значит. Это…

Йелдгрейв поднял руку, и Гудини показалось, что свет мигнул.

— Энрих?

Голос раздавался ниоткуда, но в то же время шел отовсюду, а воздух рядом с креслом Йелдгрейва замерцал. Под вздохи и шепот гостей рядом с медиумом начала возникать невысокая бледная женщина.

— Энрих? Майн зан… это ты?

Перешептывания прекратились, когда Гудини подался вперед, изо всех сил сжимая обитые подлокотники своего стула, чтобы не ринуться навстречу маленькой седой женщине.

Она выглядела точно такой же, какой он видел ее в последний раз: в сером муаровом платье с высоким воротником и длинными рукавами — его подарок, ее самое любимое. В нем ее и похоронили.

— Боже мой, Гарри, — прошептала Бесс почти неслышно, и на миг Гудини показалось, что слова возникли у него в голове. — Это мама.

— Нет… Это невозможно.

— Энрих? Майн зан… Это ты?

Когда Гудини поднялся, ему показалось, что пол под ногами зашатался. Женщина улыбнулась, протянула руки и шагнула к нему. Мама.

— Я так по тебе скучала, сынок. Почему ты оставил меня? Мне было так одиноко.

Она сделала еще шаг, и у Гудини защипало глаза; легкий шелест платья наполнял неподвижную тишину комнаты, запах духов дразнил обоняние.

Но он чувствовал под сладким ароматом что-то еще… что-то темное, гнилое, разложившееся.

— Это неправда!

— Энрих, вас зогт up ? [15] Vos zogt ir?( идиш ) — Что ты говоришь? Это я, мама. Подойди ко мне. Подойди, мой мальчик, и дай мне обнять тебя. Я так долго тебя не видела. Поцелуй маму.

Так же как и прошлым вечером, Гудини даже не осознал, что двигается, пока не обнаружил себя в ее объятиях; смешанные запахи — духи, тление, пудра, могильная земля — переполняли его голову, а она — его мать! — коснулась его щеки холодными губами.

— Мой дорогой мальчик, — прошептала она. — Мой милый ангел. Я так скучала по тебе. Дай мама тебя поцелует… дай я… моего мальчика… поцелую…

Она притянула его поближе, и Гудини обволокло облако вонючего дыма.

— НЕТ!

Чья-то рука ухватила его за плечо и оттащила назад как раз в тот момент, когда его мать… подобие его матери изменилось… превратилось в яростного зверя… в чудовище. Почерневшие губы растянулись, открыв удлиненные клыки; столовая наполнилась звуками. Крики, молитвы, скрип отодвигаемых стульев и…

— Гарри! Да Гарри же! Помогите мне!

Еле устояв на ногах, Гудини ощупал шею и обнаружил оборванный воротник; на его глазах сэр Артур пытался пронзить грудь Йелдгрейва серебряным наконечником своей трости. Вернее, то существо, что ранее было Йелдгрейвом. С лицом Йелдгрейва произошло то же превращение, что и с его матерью (или как там следовало называть то видение): из человеческого оно превратилось в звериное, кошачье (или, может, в морду летучей мыши?), и с желтых, не менее дюйма длиной, клыков на руку англичанина капала тягучая, блестящая слюна.

— ГЛУПЕЦ! ТЫ ПОСМЕЕШЬ ВЫСТУПИТЬ ПРОТИВ МЕНЯ? — прорычал он.

Лицо чудовища, но голос человеческий.

— Это немыслимо, — прошептал Гудини.

— Гарри! — крикнул сэр Артур. — Это наш единственный шанс! ПОМОГИТЕ ЖЕ МНЕ!

Не думая, ибо разум немедленно бы его остановил, Гудини ринулся вперед и вместе с англичанином навалился на трость. Наконечник вошел в грудь Йелдгрейва, из его рта хлынула вязкая черная жидкость. Гудини поперхнулся слюной и попятился, когда трость пронзила Йелдгрейва насквозь и вышла через плетеную спинку кресла.

Вокруг раздавались хриплые крики и вопли ужаса; приглашенные для разоблачения шарлатана гости наблюдали нечто такое, что превосходило их понимание. Крики изменились, когда создание в кресле обмякло, — удерживаемый торчащей из груди тростью, перед ними сидел разложившийся труп.

Гудини не мог оторвать глаз от этого кошмара и молился о том, чтобы проснуться.

— Боже мой! Что это было?

— Я пытался вам рассказать. — Сэр Артур ухватил его в поисках поддержки за руки. — Мои… мои письма этим утром. Вчера… вчера ко мне пришла Луиза и…

Англичанин со всхлипом медленно размотал с шеи шарф. Раны на его шее походили на укус гигантской змеи.

— Вампир, Гарри. Он превратил ее в вампира… несколько лет назад, и только сейчас… только… Он выжидал, понимаете, выжидал своего часа. И он дождался его. С моей помощью.

Сэр Артур упал на пол, увлекая за собой Гудини.

— Простите меня, Гарри. Пожалуйста, простите меня.

Гудини держал его как ребенка, медленно укачивая.

— Ш-ш, все хорошо. Все хорошо. Мы убили его. Все уже позади.

— Нет, — долетел до него шепот. — Не позади. Ваша… ваша мать все еще здесь. Разве вы не поняли, что он имел в виду? Гарри… Энрих, она все еще здесь.

Он был одним из немногих посвященных, кто знал истинную причину, почему Грета Гарбо перестала сниматься в начале сороковых, когда весь мир еще считал ее звездой. Но Хиксу — невысокому, склочному, предприимчивому и неунывающе посредственному сценаристу многочисленных дешевых фильмов — приходилось держать рот на замке. Он стоял на пороге сногсшибательного разоблачения, и тут все пошло прахом.

Впервые он услышал о вампирском культе в облачный полдень ранней весной 1941-го. Он жевал вегетарианский ореховый бургер в одной из заботящихся о здоровье своих посетителей забегаловке на улице Гоунер в Голливуде. Забегаловка, построенная в форме огромного помидора, находилась напротив студии «Пентаграмма», где как раз проходили съемки фильма по его последнему сценарию — «Возвращение невидимого вампира». По меркам «Пентаграммы» его можно было считать высокобюджетным фильмом — на съемки отводилось целых семь дней.

— По достоверным источникам, Бог создал мир за шесть дней, — объяснял Хикс очень симпатичной, стройной блондинке-официантке, которая задержалась у его столика. — Так что, Инза, мой фильм выйдет на один день лучше.