Андрей Валентинов - Генерал-марш

– Чего играют? – девушка прислушалась, наморщила нос. – А, знаю! «Девочка Надя», у соседей граммофонная пластинка была.

Леонид улыбнулся.

Подлил вина, поднял бокал повыше. Отпил.

– Это грузинская песня «Тамара», у нас ее Морфесси пел, который сейчас эмигрант. За границей ее называют «Русский тустеп».

Мурка, опершись локтями на скатерть, потянулась вперед.

– Ты прямо профессор, Леонид Семенович, такие вещи знаешь. Расскажи еще чего-нибудь!..

Товарищ Москвин не стал спорить.

– «Девочка Надя» потому называется, что в Столице кондитерская фирма была, шоколад свой рекламировала. К каждой покупке ноты прилагались, а там песня. Так и разнеслось по стране.

Все эти подробности он узнал от Блюмочки. Вот кто действительно профессор, пробы негде ставить!

– Ох непростой ты человек, Леонид Семенович! – девушка уже не улыбалась. – Жаль, меня к себе близко не подпускаешь. Ничего, подожду, я терпеливая!..

Завернули в «Метрополь», благо совсем близко от работы. Товарищ Москвин знал, что сюда часто захаживают из Главной Крепости, поэтому их визит никого не удивит, даже если в зале есть чужие глаза. Главное, не позволять ничего лишнего – и о тайнах служебных не трепаться в полный голос. Поговорить же с Муркой стоило. Виделись они в последнее время нечасто, откровенничали еще реже. Мало ли какие мысли гражданке Климовой в голову прийти могут?

– Езжу много, и по редакциям, и по начальникам всяким. Мне даже, смеяться будешь, авто выделили, словно нэпманше какой. А еще меня в «Правде» напечатали, заметка маленькая, инициалами подписанная, но все-таки…

Леонид курил третью папиросу подряд, прикидывая, что отдых не получился. Сам виноват! Поддался бы на Марусины чары, сейчас уже вторую бутылку бы допивали, предвкушая беззаботный вечерок и веселую ночку. Как ни крути, девица штучная, не соскучишься с такой.

Он и сейчас не скучал. Агент из Мурки получился первоклассный.

– А тетка хорошая, несчастливая только. Пока царь был, по «кичам» и по ссылкам моталась, потом в «Правде» работала почти без отпуска. Совестливая – за санаторные путевки из собственного кармана платит, не хочет бесплатно получать. И ко мне хорошо относится. Говорит, что поможет в газету устроиться – в редакцию или репортером. Даже не хочется тебе ее сдавать…

Товарищ Москвин, покивав сочувственно, взялся за бутылку, разлил остаток.

– Никто ей плохого не сделает. И не сдаешь ты ее, а помогаешь защищать. Она из семьи сама знаешь кого, тут любая мелочь важна. Насчет газеты ты, конечно, не отказывайся, но и не увлекайся. Зачем это тебе?

Мурка подняла бокал, привычно отставив мизинец. Затем спохватилась, спрятала.

Поглядела странно.

– Мне-то? Уж не для того, чтобы про фабрики и заводы глупости сочинять. А вот получу командировку во Францию по линии Профинтерна и в Париж прокачусь – поглядеть, что там и как. Ты же, Леонид Семенович, только завтраками меня кормил, а теперь про обещанное даже и не вспоминаешь. Так я и сама могу. Ручкой сделаю – и пойду по Европам гулять.

– Действуй! – не стал спорить товарищ Москвин. – Дадут тебе за все про все пять червонцев суточных, вот на них и будешь новую жизнь строить. В шлюхи не возьмут: языка не знаешь, и сутенера знакомого нет. Ограбят, в ножи поставят – и в речку кинут. А если в полицию попадешь, то вначале ногами отметелят (это у них «пропускать через табак» называется), а потом законопатят на тамошнюю кичу. И будет тебе полное счастье.

Климова отвернулась, дернула плечом.

– Ладно тебе, я же не всерьез. Лучше слушай… У этих, которые давно в партии состоят… Как их называют?

– Старые большевики, – Леонид на всякий случай оглянулся. – Говори тише.

«Метрополь» был полон, оркестр гремел, посреди зала танцевали пары, но товарищ Москвин предпочитал перестраховаться, твердо решив в следующий раз назначить встречу в более тихом месте. Квартира, которую он снял для Климовой, уже не внушала доверия. Нужна «конспиративка», как и полагается при правильной работе с агентом.

– Старые, – неуверенно повторила Мурка. – Старые, это верно, но, знаешь, там не только большевики. У тех, кто еще при царе на кичах парился, общак имеется. Не разбираюсь я в партиях всяких, но Мария… то есть тетка говорила и про меньшевиков, и про каких-то максималистов. Есть такие?

– Есть, – шевельнул губами бывший старший оперуполномоченный. – Эсеры-максималисты. Сейчас они вне закона.

– Общак называется очень красиво – «Политический Красный Крест». Тетка и ее сестра старшая, Анна, там заправляют, через них все деньги проходят. Документы есть, но тетка их дома не хранит, осторожная очень. Кому именно помогают, могу узнать, мне она доверяет. Нужно?

Леонид покачал головой:

– Пока не надо. Доверяют – и хорошо. Про этот «Крест» я знаю, ничего там особо опасного нет, передачи шлют, деньги арестованным и ссыльным. Не я один это знаю, много там глаз и ушей, поэтому ты особо не светись, чтобы не взяли рабу божью за жабры. Твою тетку ГПУ не тронет, а ты костей не соберешь.

– Где наша не пропадала? – Мурка сверкнула белыми зубами. – Обожаю я, Леонид Семенович, риск, он даже любви слаще! А этих политических я тебе сдавать не буду, не жди. Там не только «дачки» и прочий «грев», дела у этих старичков интересные. Вчера деньги одному передавала, от «дяди» ушел, чуть ли не с Туркестана сюда добирался. Мужчинка – зависть одна! Если бы не ты, я бы, знаешь, задумалась. Седой, красивый, умный. А как рассказывает интересно! И, между прочим, профессор, самый настоящий. Посадили его за глупость – он еще в прошлом веке с генералом Корниловым был знаком…

Товарищ Москвин прикрыл глаза. «Новая власть изобрела интересную формулу осуждения: ты виноват, а в чем, сам должен знать. Презумпция абсолютной виновности…»

– Что же ты его сдала, сука поганая?!

Посмотрел – ударил взглядом наотмашь. Мурка побелела, на стуле заерзала.

– Я?! Я же ничего… Я же не по имени!..

– По имени!

Товарищ Москвин встал, подошел к девушке, руку на плечо положил.

– Хорошо работаешь, Маруся Климова! Никого не назвала, добрых слов, как пряников, накидала – и всех заложила. Может, зря я на тебя «маслину» пожалел?

Мурка не двинулась с места, только плечом еле заметно дрогнула.

– Тебе заложила, Леонид Семенович. Тебе! Твоя я сейчас – со всеми потрохами твоя. Стараюсь, себя не жалею, а ты меня «маслинами» кормить собрался?

Бывший старший уполномоченный наклонился к самому девичьему ушку, словно губами пощекотать хотел: